Холостяки

Черт. Я точно знал, что влюбился в Кэмрин. Она была не похожа на других женщин. В ней была основа. Она сумела сделать так, что мне захотелось создать семью… Или, возможно, мне всегда этого хотелось, но я не мог найти женщину, которая удовлетворила бы мой разум, мое тело и душу.

Пока не появилась она.

Дедлайн быстро приближался, но я так и не придумал, как сказать ей о том, что я чувствую на самом деле.

Я замер. Моя рука лежала на пояснице Кэмрин.

– Поедешь со мной в одно место?

– Сейчас? А как же работа? – спросила Кэмрин, вопросительно глядя на меня.

– Прошу тебя. Я хочу кое-что тебе показать. – Вернее, я хотел ее кое с кем познакомить.

Должно быть, Кэмрин что-то увидела в моих глазах. Поизучав меня с минуту, она улыбнулась:

– Ок.

Глава двадцать пятая. Кэмрин

Я улизнула с работы, что было мне совершенно не свойственно, и от этого у меня кружилась голова. Я чувствовала себя непокорной и живой. Я держала Стерлинга за руку. Мы вприпрыжку бежали по тротуару, пока он не остановился возле подземного паркинга.

– Я здесь оставил машину. – Стерлинг потянул меня за собой.

– Мы уезжаем из города? – Я не ожидала, что мы куда-то поедем, поэтому немного удивилась.

– Увидишь. – Он нажал на кнопку сигнализации, и спортивный черный седан замигал огнями прямо перед нами.

– У мужчины есть план. Мне это нравится.

Мы сели в салон, обитый кремовой кожей, в котором восхитительно пахло одеколоном Стерлинга.

– Я открываю для тебя новый фрагмент моей жизни. – Он грустно улыбнулся мне.

– Даже не знаю, что и сказать.

– Скажи «да». Обещаю доставить тебя домой к ужину.

– Да.

Мы ехали минут сорок. Потом пересекли мост, ведущий в Нью-Джерси. Я не спрашивала, куда мы направляемся, но не потому, что мне это было не интересно. Я не спрашивала, потому что доверяла Стерлингу, и мне хотелось, чтобы он это знал.

– Что это за группа? – спросила я.

Фоном негромко звучала музыка с компакт-диска. Это был атмосферный рок, и мне понравилось настроение, которое он создавал: до боли нежное и глубокое, но при этом наполненное возможностями.

– Это моя любимая группа, называется «Разбитые колокола». – Стерлинг смотрел прямо перед собой, не отрывая глаз от скоростного шоссе. Я не могла не почувствовать, что мыслями он был далеко.

Наконец мы съехали с трассы и несколько раз повернули. Местность я не узнала и не имела понятия, какое приключение нас ожидает. Когда Стерлинг сбросил скорость и остановился перед зданием, на котором было написано «Дом престарелых Уэстбрук», сердце у меня упало.

Мне все стало предельно ясно. Это было все равно что открыть глаза после того, как долгое время находился под водой. Это – что бы это ни было, кто бы ни жил тут – было важной частью его жизни. И он решил поделиться этим со мной.

Стерлинг заглушил мотор, и на нас нахлынула насыщенная тишина момента. Моя рука замерла на полпути к дверце, когда я увидела, что он просто сидит и смотрит прямо перед собой. Я уронила руку на колено.

Мое сердце забилось быстрее, когда я осознала всю важность происходившего.

– Стерлинг…

Наконец он облизал губы и повернулся ко мне:

– Возможно, это была плохая идея.

Я снова посмотрела на здание, потом перевела взгляд на него.

– Ты боишься испугать меня или того, что я не справлюсь с тем, что мне предстоит увидеть?

– Что-то в этом роде. Я просто засомневался.

– Я не сбегу, – заверила я его и ободряюще сжала его руку.

– Ок. Тогда вперед. – На его лице появилась решимость.

– Может быть, ты сначала скажешь мне, зачем мы сюда приехали? – Я попыталась улыбнуться.

– Верно. – Стерлинг хмыкнул и открыл дверцу машины. – Идем. Я все объясню.

По пути к зданию он сказал мне, что у его мамы ранняя деменция. Он рассказал о том, как ушел его отец, и о том, что в некоторые дни его мама чувствует себя лучше, в другие – хуже. Когда Стерлинг получит наследство, он первым делом переведет ее в более симпатичное место ближе к его дому. Когда мы расписывались в журнале на стойке администратора, мое сердце таяло.

Наконец нас направили в комнату 302.

Казалось, все в этом доме престарелых знали Стерлинга. Он явно был постоянным посетителем. Все, от мужчины, подметавшего пол, до медсестер и директора, знали Стерлинга. И для них он не был красивым и успешным адвокатом, о котором недавно говорили в новостях. Он был преданным сыном, любящим свою мать.

Стерлинг остановился у двери матери и повернулся ко мне. Его лицо было мрачным.

– Наверное, я должен был сказать тебе, куда мы едем. Черт, наверное, я должен был сказать ей, что я приеду. – Он потер затылок.

Я переступила с ноги на ногу, не представляя, что говорить в такую минуту.

– Не важно. Все будет хорошо. Идем.

Мы вошли в неярко освещенную комнату. В качалке в углу сидела женщина с длинными серебристыми волосами. Она читала книгу. Комната была небольшой. Места хватило только для двуспальной кровати, комода и качалки, в которой она сидела. Узкое окно, прикрытое пыльной занавеской, выходило на парковку внизу.

– Стерлинг! – Она просияла, увидев его, встала, и мы встретились в центре комнаты.