Холст

– Да, да, – посмеялся он, – как мы тут собираем частички в одно дело, так и эти художники оглядываются по сторонам, глядя везде, и стряпают свой собирательный образ.

– Ну вы и сказали, частички. Крупинки, Мансур Рустамович. Из крупинок мы собираем дело.

– Ну, да! Вот и я думал тогда о нем так же, как обо всех художниках. Голова крутится, значит, фотографирует панораму на свою подкорку. Ищет фон, ракурс или просто запоминает сюжеты для своих будущих картин.

– Они ищут сюжеты, мы ищем мотивы, – она уставила задумчивый взгляд в стену и побарабанила пальцами по столу.

– А тут оказалось совсем иначе. Теперь я понимаю! Он не фотографировал панораму, он осматривался, как нашкодивший ребенок.

– Что будете делать с полученной информацией, Мансур Рустамович?–она продолжала все так же сидеть, уставившись в стену.

– Пока не знаю, не знаю. Вы можете идти домой. Я еще останусь здесь, дочитаю ваш отчет. Вы, как всегда, большая умница. Я в вас даже и не сомневался, Елена Александровна.

– Доброго вечера! – перед тем как уйти, она пальцами напоследок отбарабанила пять ударов по столу.

Склонившись над отчетом по Журавлеву, Мансур в своем кабинете просидел до одиннадцати часов вечера. Вначале он самостоятельно водил глазами по печатному тексту. Затем он внимательно изучал сноски, оставленные помощницей. Это были ничего не говорящие ему имена и фамилии с номерами телефонов. Под некоторыми именами, мелким почерком, от руки были написаны комментарии. Мансур позвонил по одному из них.

– Добрый вечер, Иван Федорович! Извините за поздний звонок. Я прокурор Мансур Рустамович. Вы можете ответить мне на пару вопросов. о вашем пациенте? Меня интересует Сергей Журавлев. Моя помощница уже звонила к вам сегодня.

– Здравствуйте, Мансур Рустамович! Все-таки я оказался прав. Сергей что-то натворил? А вы знаете, я и его друзья настаивали на его лечении. – оправдывался Иван Федорович.–Согласитесь, по закону я не могу его принудить?

– Вас никто ни в чем не обвиняет, – спокойно проговорил Мансур, – я звоню не как должностное лицо.

– Вы просто соответствующим образом преставились. Вот я и подумал, – голос Ивана приобрел спокойный тон, – чем тогда я могу быть вам полезен?

– Все нормально. Я уже привык, когда от меня люди шарахаются. Ладно, пропустим. Скажите, в чем заключается поставленный вами диагноз «Посттравматическое расстройство»?

– Я подробно рассказал все вашей помощнице и даже выслал ей кое-какие документы.

– Расскажите мне еще раз. По порядку, все тоже самое!

– Вы, наверное, понимаете, что я связан обязательством сохранять врачебную тайну о своих пациентах. Да и его друзья взяли с меня слово никому не рассказывать о том, что Сергей вообще обращался к нам. Надеюсь, вы меня понимаете.

– Конечно, я понимаю. Расскажите то, что вам разрешает ваша врачебная тайна. Еще раз повторюсь, мой запрос несет неофициальный характер, – все тем же спокойным, непринужденным голосом говорил Мансур. – Сергей и мой друг. Можно и так сказать. Он рисует портрет моей дочери. Мы гуляли с ним в зоопарке.

– А… тогда это все меняет. Запишите номер телефона Юлии, она вам все подробно расскажет. Она не связана врачебной тайной с Сергеем. Если Сергею ваша заинтересованность пойдет на пользу, я буду только рад. Он точно ничего не натворил.

– Как знать, как знать! Я же говорил, что звоню вам как неофициальное лицо, поэтому о работе с вами я не могу говорить.

– Да, да. Я прекрасно понимаю. Еще чем-то я могу быть полезен?

– Вы итак мне очень помогли. Все необходимое спрошу у Юлии.

Положив трубку, Мансур еще некоторое время смотрел на только что записанный телефон Юлии и сноску от помощницы, в которой был записан тот же номер, тоже имя и комментарий от руки:«Похоже, тут любовь»

Принесенный помощницей чай давно остыл, как остыл и воздух в кабинете прокурора от знойного летнего дня. На небосклоне красовалась яркая луна, покрывая своими лучами все то, до чего она могла прикоснуться.

– Здравствуйте, Сергей, узнали? – Мансур позвонил Сергею. – Как продвигаются ваши дела с написанием картины? Как поживают сын Василий и жена Мария?

– Как не узнать, – ответил Сергей, – привет. Картина на стадии завершения. Не переживай. Мои поживают очень хорошо. Я им во всех красках расписал наш поход в зоопарк. Васька очень расстроился. Но ничего, сходим с ним в другой раз.

– Можно мне приехать, посмотреть на зарисовки. Мне очень интересно было бы взглянуть?

– Нет. Я не показываю картины до тех пор, пока они не закончены. Извини. Это непреклонное правило старомодного художника. Ай, Васька, ты мне так спину сломаешь, – радостно воскликнул Сергей. – Васька, иди к маме, дай договорить с дядей.

– Ладно, тогда до встречи!

– Извини, Васька неожиданно запрыгнул мне на плечи со спины. Маша, милая, скажи своему сыну, чтобы дал мне договорить, – все в том же задорном тоне восклицал Сергей. – Мансур, пока. Я позвоню, когда картина будет готова.

– Ладно, посмотрим!