Вспомнив, что в сенях ее полно, учитель решил, что не будет ничего страшного, если он немного отхлебнет и Ясногор об этом не узнает. Пробравшись в сени, Хома нашел нужную склянку, которая по виду, казалось, была на финальной стадии готовности. Вынув из нее перец, Хома смачно отхлебнул. Крепчайшая горилка обожгла рот. Хома охнул, рассмеялся. И выпил еще, осушив склянку до половины. Закинув перец обратно, поставил склянку на место и вернулся в горницу.
Загасив свечу и раздевшись до исподнего, бурсак повалился спать. В животе и на душе у него потеплело. Голова закружилась. Приятная нега разлилась по телу.
Но Хоме не удалось сразу уснуть. Тревожные мысли все же мучили его.
Он даже подумывал, не выпить ли ему еще, как вдруг в сенях скрипнула дверь. Послышался грохот посуды и всплеск воды. Осторожно пробираясь в темноте, Вера юркнула в свой угол за занавеской. Женщина тихонько зажгла свечу, и ее силуэт отчетливо отразился на ткани перегородки.
С любопытством наблюдая за тем, как кропотливо она расставляет всякие склянки, парень растерянно думал, что же ему делать: окликнуть ее или не тревожить лишний раз?
Закончив, Вера вдруг подошла к постели, задрала руки и медленно стянула с себя рубаху, оставшись в юбке. На тени так отчетливо показался ее ладный силуэт с крохотными сосками, что Хома вдруг забыл, как дышать. Вера томно потянулась, распустила косы, разметав по спине волосы и, взяв гребень, принялась стоя расчесываться, покачивая бедрами и соблазнительно поставив ногу на постель. Она была так притягательна, что парню пришлось сжать зубы, чтобы не застонать.
Не в силах больше терпеть поднявшийся жар, Хома зашептал молитву, отвернувшись к стене.
Свет свечи задрожал и погас. Слушая в темноте мерное дыхание Веры, парень еще долго не мог уснуть, стараясь отогнать от себя воспоминания о божественных изгибах ее тела.
Глава X
Вера
Хома проснулся от крика петуха. Противная птица орала так громко, словно сидела у него над самым ухом.
– Молчи, проклятый! – сквозь сон крикнул Хома и приподнялся с постели. Словно сотни маленьких осколков мгновенно разлетелись у него в голове, создавая невыносимый шум. В глазах потемнело. Тело парня было тяжелым, как будто чужим. Не сумев пошевелить ни рукой, ни ногой, Хома ощутил чудовищную боль в затылке.
«Что это со мною? – испугался он.– Вроде вчера не ушибался…»
Припомнив, как отхлебнул перед сном горилки, Хома подивился, какая крепкая она оказалась, и тут же решил, что больше никогда не будет ничего пробовать из Вериных запасов без спроса.
– Так и подохнуть можно,– прошептал Хома, мелко дрожа и растерянно оглядываясь по сторонам. В хате было тихо. Глупо было даже надеяться, что трудолюбивая хозяйка все еще спит. Наверняка Вера встала еще засветло и тихонько выпорхнула на хутор работать.
Однако тут послышался скрип половиц, и из сеней робко выглянула Вера с полными руками свеклы, румяная, свежая и улыбающаяся:
– Проснулись, паныч?
Ничего не ответив, Хома залюбовался на нее. Тонкие русые Верины волосы слегка вились, нежно обрамляя аккуратное светлое личико, казавшееся совсем детским, если бы не глубокая складка поперек лба и не крохотные лучики морщин вокруг бездонных голубых глаз. Простенькие юбка и сарафан так ладно сидели на бабе, что она казалась нарядною как царица, пусть и слегка запыленною от перебирания свеклы.
– Что с вами? – приглядевшись к бурсаку, растерялась Вера.– Вы, паныч, очень бледный. Может, водички принести?
Хома осторожно кивнул. Вера скрылась из виду и появилась с кружкой воды. Хома вожделенно протянул руки, но баба грациозно прошла мимо, свернув к полке со склянками у высокого узкого окна. Задумчиво поглядев на пузырьки с жидкостью, она откупорила один, понюхала и добавила в воду несколько капель.
Прошагав к гостю, баба присела на лавку рядом с ним и заглянула в глаза:
– Пейте.
От нее пахло полевыми цветами и чем-то сладким. Так изумительно, что Хомино дыхание участилось. Схватив кружку, он стал жадно пить воду, успевая поглядывать на Веру горящими глазами.
Щеки бабы порозовели. Убрав со лба прядку волос, она смущенно потупила глаза.
– Вот спасибо тебе,– выпив до конца, поблагодарил парень и тайком стал разглядывать ее изящную длинную шею, тонкую прозрачную кожу и блестящие ключицы. Вера была так хороша, так мила! Ее красота была неяркой, неброской, скорее оглушительно-нежной, сбивающей с ног своею беспомощностью. Бурсак даже решил про себя, что краше Веры никогда никого не встречал.
Так и сидели они молча, пока Хома таращился на все более смущающуюся Веру, и она не отводила взгляда, не убежала прочь, хоть и сидела как на иголках.
Приняв пустую кружку маленькими ручками, баба собралась уходить, но Хома поспешил извиниться:
– Сам не знаю, что со мною…
– Вам лучше быть осторожнее с моими настойками,– Вера лукаво улыбнулась, и в ее глазах заплясали огоньки.– Вы, видать, паныч, не привыкши. Некоторые могут быть очень крепкими,– она захихикала.
Парень покраснел как помидор, оттого что Вера все знает.