Хома Брут

– Нас, нас не забудь! – встав на лавку, возбужденно кричал Богдан с раскрасневшимися щеками. Девка плюхнула кувшин на стол перед ними и, вильнув толстым задом, поспешно удалилась за стойку.

Все трое – Сивуха, Хома и Богдан – разом припали к чаркам. Великолепная горилка божественным нектаром растекалась по нутру. Шинок повеселел еще больше.

– Ай да Вера! – утерев еще совсем редкие, хиленькие усы, Богдан блаженно улыбался.– Ей-богу, женюсь!

– Ха! – кисло улыбнулся Сивуха.– Женилка-то выросла?

Богдан вспыхнул и открыл было рот, чтобы возразить Сивухе. Скривив морщинистое лицо, Сивуха пояснил:

– И не такие женихи к ней подбиваются! Куда тебе-то?!

Богдан обиженно засопел, опрокидывая чарку и жестом показывая дивчине, чтобы, не мешкая, принесла вторую.

– Это ты о ком?

– Знамо дело, о Ясногоре! – крякнул Сивуха.– А то ты не знаешь!

При упоминании имени приказчика молодой козак сердито сжал кулаки, так что побелели костяшки пальцев. Принявшись за вторую чарку, он недобро прошептал, едва слышимый среди шума и гогота:

– Вот ведь мерзавец! Мало того, что хочет сотника со свету сжить, так еще и за Верой моею волочится?!

– Как это хочет Гаврилу сжить? – вскинулся Сивуха, глядя на него сердитым мутным взглядом.– Думай, что мелешь!

– А я что думаю, то и мелю,– распалялся молодой.– Только ничего у него не выйдет! Пан сотник наш поправится, а Вера все равно не пойдет за него замуж! И ни за кого не пойдет… – с горечью прибавил Богдан.

– Это почему же? – осторожно поинтересовался Хома, который слушал их разговор очень внимательно, особенно ту часть, где говорилось про Веру.

Козаки, набычившись, переглянулись и замолчали. Наконец Сивуха сказал:

– Несчастная она девка, не пойми чем живет. Все только другим помогает, для себя ничего.

– И ведь нет никого на хуторе, кто бы не был ей чем-то обязан! – усмехнулся Богдан.– Я вот только не разберу, почему она грустная такая и всегда одна?

– Горе у нее,– буркнул Сивуха.– Несчастье, говорю же.

– Это ж какое? – разом спросили Хома с Богданом.

– Все знают, что она хотела лекаркой быть,– Сивуха благодарно принял у тучной девки новую чарку горилки и, подмигнув ей, смачно ударил ее по заду. Дивчина возмущенно замахала руками. Хохоча, Сивуха увернулся и продолжил, довольно улыбаясь:

– Не сложилось у Веры. Принимала трудные роды, дитя спасла, а роженица погибла.

– И что с того?! – ударил по столу захмелевший Богдан.– Она ж не виновата, всякое бывает!

– Всякое-то всякое,– рассудил Сивуха.– Да только это была жинка пана сотника. Вера с тех пор и не может простить себе.

– Брешешь! – Богдан присвистнул.– Отчего ж на хуторе об этом никто не знает?!

– Кому надо, тот знает,– отмахнулся Сивуха.

– А ты-то при чем?! – не унимался молодой.

– Я раньше был правой рукой пана Гаврилы,– обиженно процедил Сивуха.

– Ты?! – не поверил Богдан.– Да не может того быть!

– Да как это не может?! Думай, что мелешь! – Сивуха вскочил из-за стола.

Хома поспешил вмешаться.

– А что мы, братцы, не танцуем?! – выкрикнул бурсак и развернулся к остальным: – Разве ж это веселье, без танцев?!

По всему шинку раздались радостные возгласы. Козаки повскакивали с мест, кто-то робко запел, его поддержали нестройные голоса. Поспешив в середину шинка, Хома сбросил шапку и пустился в пляс.

В мазанку Веры Хома добрался с трудом, когда на дворе уже смеркалось, а шинок опустел. Скинув лапти на входе в горницу, бурсак прошагал до постели и тяжело рухнул, продолжая напевать веселые песенки.

В сенях скрипнула дверь, и сердце парня выжидающе забилось. Он перестал петь. Показалась уставшая Вера и, робко поздоровавшись, хотела, как обычно, юркнуть за занавеску.

Но захмелевший и довольный Хома был радостно смел.

– Вера, не уходите, пожалуйста,– улыбаясь, позвал он.– Мне надобно с вами поговорить.

Вера послушно подошла, скромно опустив густые темные ресницы:

– Чего изволите, пан философ? Может, вы голодны?

– Нет, спасибо,– Хома покачал головою.– Хотя, признаться, я не отказался бы от чарки горилки.

– Сейчас! – подобрав юбку, Вера проворно выпорхнула в сени и вернулась с чаркой.

– Присядьте, пожалуйста,– попросил парень. – Когда вы рядом, мне становится спокойнее на душе.

– Ну, хорошо,– Вера осторожно опустилась на лавку и испуганно поглядела на него.

Хома и сам был напуган. Сделав большой глоток, он спросил:

– Как паныч Авдотий?

– Авдотий быстро поправляется,– Вера улыбнулась.– Скоро вы сможете начать занятия.

– Это хорошо,– пробормотал парень, вглядываясь в ее бледное лицо.– Знаете, Вера, много странного и чудного заметил я у вас на хуторе.

– Что же, например? – наморщив лоб, поинтересовалась Вера.

Бурсак поразмыслил, стоит ли рассказывать о том, как напугал его на псарне вид истерзанной собаки. Передумав, он произнес:

– Я знаю, умер у вас кто-то?

– Маруся,– Вера печально вздохнула.– Несчастный случай, страх такой! это ужасно,– схватив юбку, она стала нервно мять холстину между пальцев.– Никак не могу привыкнуть к тому, что люди иногда умирают,– призналась Вера.