Хома Брут

«Видимо, нечисть здорово напугала местных, раз они покинули родные места»,– с тревогой подумал парень и, поежившись, стал вглядываться в пустые глазницы хат, пытаясь представить, что же здесь произошло. Предчувствия у бурсака были самые мрачные.

Словно насмехаясь над ним, вокруг весело щебетали птицы, радуясь солнышку и не ведая того, какие несчастья тревожат здешних жителей. Прикрыв глаза, Хома на мгновение попытался представить себя одною из этих серых певучих птиц. С какой радостью улетел бы он отсюда! Чтобы никогда больше не видеть беспощадное, ухмыляющееся лицо атамана и кровожадные физиономии чумаков. Расслабившись, он глубоко вдохнул влажный воздух, постаравшись максимально заполнить им легкие и навсегда запомнить это мгновение. Мгновение единства с природой и спокойствия.

Неожиданно запнувшись о камень, Хома едва не упал. Опомнившись, он решил, что ему следует быть аккуратнее, уж больно он разволновался от страха. Горестно вздохнув, Хома проверил сапоги и побрел дальше по каменистому руслу реки.

Яркое солнце слепило глаза, усталость от бессонной ночи вдруг разом навалилась, пригнув плечи, придавив тяжелые непослушные руки вдоль тела.

Зажмурившись, Хома медленно волочил ноги, стараясь не думать больше ни о чем.

Внезапно его нога запуталась в водорослях, и, замахав руками в воздухе, он упал на что-то слизкое и холодное.

Открыв глаза, Хома замер от ужаса и отвращения. На него глядело странное существо, похожее на уродливую лупоглазую лягушку, но гораздо крупнее ее размером. У существа были длинные тонкие усы, походившие на осоку, шея и уши отсутствовали. На крепких передних лапах виднелись перепонки, задние лапы либо были недоразвиты, либо отсутствовали вовсе. Рыхлое, неуклюжее зелено-голубое тело, с толстой кожей-чешуей, покрытой испариной, как будто бы резко обрубалось, заканчиваясь коротким, но мощным чешуйчатым хвостом. Лежа на боку, существо жадно глотало воздух. В животе у него зияли четыре жутких глубоких отверстия, из которых сочилась кровь, рядом валялись окровавленные вилы.

Набравшись сил, Хома приподнялся и поскорее развернулся, чтобы бежать прочь. Вдруг существо издало такой протяжный, жалобный стон, что парень невольно обернулся. Взяв себя в руки, он осознал, что это существо вряд ли сумеет ему навредить, но он не был до конца в этом уверен и потому приблизился к нему очень медленно и осторожно.

Бока существа быстро и судорожно вздымались, глаза были полны ужаса и боли, из огромного, бесформенного рта пенились кровавые пузыри. Зажмурившись, существо захлебнулось криком отчаяния.

Совсем передумав удирать, бурсак с сочувствием пригляделся к нему и вдруг понял по каким-то неуловимым признакам, что оно еще совсем маленькое. Особь была длиной с крупную собаку, но гораздо шире. Она никак не могла быть зрелой, уж больно беспомощной и беззащитной казалась.

«Наверняка детеныш»,– расстроился парень, ему стало невообразимо жаль это пусть и странное, но такое хрупкое существо.

Не зная, что делать (может, следовало бежать без оглядки?), Хома осторожно присел на илистый песок неподалеку и, закрыв глаза, глубоко задумался. В памяти тотчас всплыла та ужасная ночь, когда, думая, что защищается, он уничтожил так много неизвестных ему тварей только потому, что они выглядели незнакомо и устрашающе. Воспоминания об этой ночи мучили его, вновь и вновь возвращаясь к нему в кошмарах. Больше никогда не хотел бы он убивать кого-то, кто не пытается по-настоящему причинить ему зла.

Вытащив тетрадь характерника, он стал судорожно перелистывать страницы, надеясь, что этого израненного существа не окажется среди изображенных там кровожадных тварей. Существо действительно не подходило ни под одно описание, и Хома с облегчением убрал тетрадь обратно за пазуху.

Оставалось еще одно средство. Вытащив амулет за веревочку, он с тревогой поглядел на голубое сияние.

«Видимо, не всегда ты прав,– пробормотал он, рассеянно глядя на голубой камень.– Как же мне теперь различать зло и добро, если ты точно так же меняешь цвет что на ведьм и упырей, что на уже мертвого моего приятеля характерника? – застонав, он схватил себя рукою за волосы.– Скажи мне: опасно это существо или нет?»

Камень, разумеется, ничего не ответил Хоме.

Детеныш тем временем закатил глаза и, лежа в луже собственной крови, казалось, начал засыпать. Его бока вздымались все медленнее. Алые пузыри перестали сочиться с бесформенных губ. Решив, что может оказаться слишком поздно, бурсак тихо подошел, нагнулся и поднял окровавленные вилы.

Существо распахнуло глаза и, издав отчаянный крик, бессильно замахало лапами, словно пытаясь грести.

– Тебе, наверное, нужна вода! – догадался Хома и, отбросив вилы в сторону, сделал шаг к обезумевшему от страха существу. Зажмурившись, бурсак с отвращением поднял слизкую тюленевидную тушку. Она оказалась неожиданно тяжелой, и у Хомы подкосились ноги. Забив лапами, детеныш ощетинился, пытаясь вырваться из его дрожащих рук.

– Тише ты! – прикрикнул на него Хома.– Я не обижу тебя! Просто отнесу к воде!