Хомячки в Эгладоре

— Не в этом дело. Меня беспокоит игра. В Вековечном лесу вовсе не было мумий. Там вообще ничего такого не было. Всего-навсего дерево-людоед. Они изменили сценарий!

— И ничего они не изменили! Просто раздобыть дерево-людоед труднее, чем вонючую мумию.

— Тут вопрос всего лишь в степени условности. Любое дерево в любом парке может оказаться людоедом, если понадобится.

— Этого еще не хватало! Дюша, мне надоело. Давай выбираться отсюда!

— А я что делаю! Погоди, кажется, нашел.

Из этого отверстия тянуло воздухом. Воздух тоже был липкий и холодный.

Дюша сделал осторожный шаг вперед и стукнулся макушкой.

— Тут потолок низкий. Нагни голову.

— Может, есть другие коридоры? — нерешительно предположила за спиной Генка.

— Нету, Геночка. Я обошел по кругу. Потому что эта тварь только что меня опять укусила. Я уже дважды вампир.

— Ладно, пошли, что ли?

— Поползли.

— Почему — поползли?

— Потолок все ниже, вот почему. И коридор сужается.

— Какой идиот это придумал?

— Ну, для Комнаты страха это в самый раз. Тем более видела, там эти ребята вышли вполне живые и здоровые. Смеялись даже.

— Пока что, — сердито сказала Генка, — я не вижу ничего смешного в том, чтобы передвигаться на четвереньках. Это унизительно.

— Это, Геночка, инициация. Символическое повторение продвижения по родовым путям. Сначала будет страшно, тесно, может, даже больно. Потом ты увидишь свет… очень психотерапевтическая процедура.

— Больно???

— Ну, теоретически это рекомендуется.

— Это для тех, у кого комплексы. А у меня нет комплексов. Мне-то зачем?

— Зато у меня есть, — успокаивает ее Дюша.

Он ползет впереди, ему хуже. Во-первых, замкнутого пространства он боится еще больше, чем высоты. Во-вторых, джинсы все-таки тесноваты, и ползти в них неудобно. В-третьих, что это вообще все означает? Где этот чертов Том Бомбадил? Или их сначала должно придавить деревом? Тогда где дерево?

Коридор становится таким тесным, что он понимает — развернуться уже не получится. Они что, всех посетителей так пропускают — так ведь рекламаций же сколько! Подранные штаны, грязь, царапины… покусы…

— Еще немножко, Геночка. Ты меня слышишь?

— Слышу! — мрачно пыхтит за спиной Генка. «Она меня убьет, — думает Дюша; — сразу по выходу возьмет и убьет. Шею свернет. Надо же, поиграли в эльфов!»

Впереди наконец-то загорелся свет. Дюша облегченно вздыхает, но потом замирает, настороженно поводя головой. Потные ладони прилипают к полу, майка холодит спину так, словно ее продержали какое-то время в пакете со льдом.

— Геночка! — шепотом говорит он.

Генка нетерпеливо толкает его в обтянутый джинсами зад.

— Двигайся, там же выход!

— Это не выход, — печально возражает Дюша, — это…

Но деваться некуда — пол вдруг становится очень скользким, то ли он двигается под Дюшей, то ли Дюша катится куда-то, проем распахивается, впереди высится темная фигура в светящемся венце.

— Это не Вековечный лес, Геночка. Это Умертвия. Они сразу начали с Умертвий.

* * *

Дюша открыл глаза. Во рту ощущается какой-то сладковатый привкус, голова кружится. Темно. Почему так темно? И вообще, где это он… И где Генка?

Он мотает головой, пытаясь стряхнуть наваждение. Аттракционы? Комната страха? Умертвия?

Умертвия!

Дюша вскочил, при этом ощущая, что с него что-то осыпается с металлическим стуком. Нагрудник, плоский, как поднос для чая, какие-то ржавые цепи… Что-то круглое соскочило с головы, стуча, покатилось по полу. «Кинжал! — думает он, лихорадочно шаря вокруг себя, — это должен быть кинжал!»

Ага, вот он!

Рука сомкнулась на рукоятке.

Где Генка?

Сначала ему показалось, что фосфорические пятна на сетчатке сливаются в одно большое пятно, потом он понял, что помещение заливает призрачный зеленый свет. По идее Генка… Ага!

Генка, понятное дело, лежала в углу, тоже призрачно-зеленая, на голове — венец, кажется, из металлической фольги, поперек горла — огромный меч, не разглядишь, бутафорский или настоящий… Кинжал в руке у Дюши вроде был настоящий…

— Генка, Геночка!

Ее усыпили? Заморили хлороформом?

На четвереньках он подполз к ней, стал трясти за плечи. К его удивлению, Генка приоткрыла один глаз и подмигнула ему.

Все правильно, лихорадочно соображал Дюша, она все делает по игре. Теоретически, если следовать тексту, она должна сейчас валяться без сознания, одурманенная. Надо же, молодец какая, здорово соображает. А он-то испугался.

— Черная рука! — шепотом сказала Генка, не открывая глаз.

— Чего?

— Черная рука, идиот! Руби черную руку!

— Да где же она?

Дюша вновь начал оглядываться. Что-то вроде черной руки действительно выползало из угла — наверное, там, за стеной кто-то невидимый манипулировал ею на палочке.

Дюша с натугой полоснул по руке кинжалом. Рука отвалилась. Раздался противный вой.

— Позови Бомбадила, — шипит Генка, не открывая глаз.

— Ах, да!

Дюша откашлялся и взвыл, чувствуя себя полным идиотом:

— Э… Песня звонкая, лети… к Тому Бомбадилу! Отыщи его в пути, где бы ни бродил он! Помоги нам, Бомбадил, мы в беду попали… Строчку забыл… Там еще была строчка.

— А и хрен с ней! — жизнерадостно сказала Генка. Она подтянула коленки к животу и села, с интересом наблюдая за развитием событий.