«Значит, я немного изменю формулировку: надо работать так, чтобы
«Да, но мой отец покончил с собой. Он был прекрасным работником, но покончил с собой!»
«Андерс! Уясни для себя раз и навсегда: то был несчастный случай. Он выпил немного больше обычного от радости…»
«Он напился от горя, отец Лоренс».
«От чего бы он ни напился, топиться он не планировал. Я отлично знал Яна ван Риддердейка… О, я отлично знал Яна! Он был моим добрым другом!»
«А если все же допустить, что он утонул… как бы это сказать… ну, целенаправленно?»
«Значит, и он недостаточно много работал, Анди. Точнее сказать – недостаточно хорошо. Ты понимаешь, что я хочу сказать?»
«Думаю, да».
«Я уточню: он работал недостаточно хорошо для того, чтобы уничтожить в себе вредные мысли. Ответы на
«Да, отец Лоренс, но…»
«Что -
«Мой отец как-то сказал мне… точнее, проговорился… Отец сказал, что семилетним, он перестал верить в Санта-Клауса, семнадцатилетним – в Господа Бога…»
«А вот в это циничное признание уже не верю я сам! Сказать-то он мог, но был явно не в здравом рассудке. Скорее всего, пьян. С горя ли, с радости, или просто так. Ведь мог же он напиться
«Конечно, мог».
«А я знаю наверняка, что мог. О, я хорошо его изучил! Следовательно, Анди, надо работать так, чтобы создать надежный заслон вопросам, ответы на которые не содержатся в Библии, ибо они не существенны для Господа нашего. Это тот единственный совет, который я могу тебе дать».
«Благодарю вас, отец Лоренс».
«Амен, сын мой. Ступай с Богом».
Андерс повернулся, шагнул к двери – и его спинной мозг ощутил мерзейшую щекотку: отец Лоренс перекрестил воздух.
8.
Андерс проснулся и сразу вспомнил, что сегодня – шестое декабря, день Святого Николаса, детский праздник.
Он выглянул в окно. Из дюжины авто, уже уехавших (а до того привычно проведших тут ночь на парковке), белел, почти сливаясь с белизной тонкослойного, недавно выпавшего снега, только его новый «пежо». Темнея влево и вправо от него, тянулись прямоугольники, оставленные подбрюшьями ночевавших здесь машин.
Словно гробы в ряд.
Словно могилы в ряд.
Это сравнение пришло в голову Андерса еще и потому, что сегодня он уговорил мать пойти с ним на кладбище. Именно сегодня, в детский праздник, исполнялось одиннадцать лет со дня смерти Барбары.
Андерс просил мать о встрече уже давно, но ей было все время некогда. Она активно посещала кружок флористов, взялась изучать чешский язык, а в последнее время зачастила в церковь. Когда она не ходила в церковь, ее домашнее время, помимо самоучителей по чешскому языку, занимало чтение Священного писания и жития святых. Один раз, в двадцатых числах ноября, она уже было выкроила время, но, заглянув in agenda *
, заметила, что у нее в этот вечер назначен afspraak **на педикюр.Пришлось подстраиваться Андерсу. За несколько дней до этого он написал на службе письменное прошение о пропуске рабочего дня – и получил положительную резолюцию.
Андерс никогда не ходил с матерью вместе на кладбище – за исключением самих похорон – Яна Хендрика, а через десять лет – Барбары.
Сейчас, сойдя во Влаардингене с поезда (он специально не поехал машиной), Андерс уже шагал по Westhavenkade. Черные листья, вмерзшие в рыхлый лед канала, напоминали пережаренный, местами горелый лук в толстом слое жира… Вот гадость!
Невольно он вспомнил то, что предпочел бы забыть.
9.
Вот такой же Sint-Nicolaas (и канал выглядел так же) – когда же это было? – отмечался в тысяча девятьсот тридцатом году. Двое из четырех детей в семье Берты и Яна ван Риддердейков получили, как и положено, долгожданные шоколадные буквы: Пим (Pim) быстро схватил свою «P», маленькая Криста принялась внимательно рассматривать свою «K».
Но… Барбара (Barbara) вместо «B» получила букву «О» – и точно такую же букву «О» получил Андерс. Ему было тогда десять лет, и он безоблачно принял объяснение меврау ван Риддердейк, что «главное – это не сам подарок, а внимание и любовь к детям со стороны Санта Клауса и родителей».