Хор больных детей. Скорбь ноября

Джейк остановил взгляд на Элфи, которая стояла по ту сторону горящих бревен и была едва различима сквозь пламя, но ничего не сказал. Шэд ожидал большего, но, возможно, он хотел слишком многого.

– Ты остановишься у отца?

– Нет, – произнес Шэд, – в пансионе миссис Райерсон.

– Господи, она все еще жива? – Джейк снова зашелся свистящим вкрадчивым смехом. Еще немного, и это начнет действовать на нервы. – Я думал, она давно померла. Наверное, ты единственный ее постоялец. А где твоя машина?

– В городе.

– По-прежнему водишь «Мустанг»?

– Да, – ответил Шэд, зная, что Джейк скажет дальше. – Пока меня не было, он стоял в гараже Таба Гаттлинга за старыми запчастями, Таб держал его надраенным, с полным баком.

– Ты ведь у него и купил тачку? После того как в ней разбились те парни?

– Да.

– Наверное, Таб чувствовал себя так, будто к нему вернулся блудный сын. Гаттлинг любит прибрать к рукам машину, которую он сам наладил и выпустил в мир.

– Подозреваю, что ты прав.

Джейк сменил позу: расставил ноги пошире, опустил плечи и подался вперед. Он был готов поделиться секретом. В тюрьме быстро учишься замечать едва уловимый язык тела.

– На перевозке виски все еще можно неплохо заработать, если тебе захочется поднять ставки и встать на ноги. Луппи все время высматривает тех, кто знает проселочные дороги и не побоится перескочить через разрушенный мост.

Шэд глотнул водянистого пива и не смог понять, почему так жаждал его последние два года.

– Я вышел из тюрьмы всего два дня назад, а ты уже хочешь отправить меня обратно?

– Понимаю, ты обычно сторонился самогона, но это на случай, если тебе понадобятся легкие деньги. Есть над чем подумать. Что-то не вижу «Мустанга». Кто тебя сюда подбросил?

– Я пришел пешком.

– Это же почти две мили от Мейн-стрит.

– Нужно было размяться.

В каком-то смысле это была правда. Шэд ненавидел Лощину, но все же хотел вновь стать ее частью.

На секунду самоуверенность сползла с лица Джейка. Он взглянул в глаза Шэду, и то, что там увидел, ему не понравилось. Белозубая улыбка поблекла, а модная прическа осела. Джейк отступил на пару футов, пытаясь вернуть самообладание, и снова заухмылялся.

Желудок Шэда сжался. Ветерок легко касался его шеи, словно нежная девичья рука. Кое-что можно скрывать до поры и выкладывать лишь тогда, когда сам будешь готов. А кое-что гораздо сложнее ухватить и спрятать. Шэд неплохо справлялся с этим в тюрьме, но Лощина уже начала сотрясать его изнутри.

На это понадобилось совсем немного времени. Он наблюдал за толпой, а толпа наблюдала за ним, и становилось ясно: дружеских объятий, на которые рассчитывал Шэд, не будет. Он чувствовал, как мир вокруг меняется. Жизнь перетащила его через границу зрелости точно мальчишку, голос которого едва начал ломаться. Словно он переехал на новое место и как бы сильно ни хотел вернуться, сделать этого уже не мог.

К Джейку отчасти вернулось самообладание. Он не торопился, умел отступать, уловив смену настроения.

– Развлекайся, – сказал он. – Ты это заслужил. Иди наверстывай упущенное.

– Никто так и не подошел.

– Они напуганы.

– Почему? Думал, в этих краях я почти герой.

Услышав свои же слова, брошенные в ответ, Джейк снова ухмыльнулся, глядя под ноги.

– Если здесь кто и попадал в федеральную тюрьму, то лишь из-за самогона. А ты сел за то, что чуть не убил одного из них. Пусть и негодяя вроде Зика Хестера. Они боятся не так к тебе подступиться. Они пьяны. И взвинчены. Думают, что ты собираешься кого-нибудь грохнуть.

– А они этого не хотят?

– Думаю, хотят. Это здорово разнообразит их жизнь. Но какое-то время тебя не будут приглашать на пирог с ежевикой. – Джейк начал отступать. – И все же эти люди – твои друзья, не забывай об этом. Иди и повеселись, я найду тебя позже.

Некоторые тут действительно были его друзьями, хотя и не близкими. Шэд кивнул и сделал еще один глоток, наблюдая, как Джейк пробирается сквозь толпу.

Шэд ждал, что к нему кто-нибудь подойдет, но никто так и не приблизился. Кое-кто из парней, среди которых он провел бо́льшую часть жизни, бросал в его сторону неловкий взгляд и уходил на другое место. Шэд понимал, как им неудобно рядом с ним теперь, когда он стал в некотором роде явлением, диковинкой.

Тюрьма не была для местных в новинку, а вот срок на севере штата определенно вызывал вопросы. Возможно, здесь решили, что он завел дела с федералами и выдал имена тех, кто гнал виски. Даже то, что за два года его отсутствия никого не арестовали, не особенно спасало. Мысли о властях, которые преследуют кого-то из-за неуплаты налогов за самопальный алкоголь, придавали их жизни чуть больше остроты. У многих тут телевизоры до сих пор ловили лишь три канала домашней антенной.

По жадным взглядам Шэд догадывался: они уже представляют, как его два года имел сокамерник или как он с утра до вечера затачивал в мастерской обрезки металла, а потом резал глотки в душевых.

Ничего страшного. С чем угодно можно примириться, пока у тебя остается место, пусть и крошечное, до которого никому не добраться.