Читаем Хор мальчиков полностью

Удивление вышло наигранным, и Дмитрий Алексеевич осёкся, оттого что, оказывается, помнил и сам, как старшеклассники, ещё недавно довольные бумазейными курточками, а то и донашивавшие отцовские вещи, вдруг стали обращать внимание на одежду других и даже стараться хотя бы в чём-то уподобиться стилягам; нарядиться одновременно и в светлый пиджак, и в брусничную, с белой строчечкой, рубашку, и в башмаки на толстенном каучуке не удавалось никому, зато почти все обзавелись отчаянными белыми галстуками (пусть и не с американскими обезьянами, а всё ж — с китайскими драконами) из магазина в Столешниковом переулке. Теперь они уже замечали, что многие учителя, чтобы не испачкаться мелом, набрасывают поверх костюмов сатиновые халаты, как у фабричных рабочих, и среди них выделяется лишь молодая физичка в тяжёлом, подчёркивающем формы, вязаном платье; для школьников Зинаида Петровна была идеалом женщины.

— Зитта! — причмокнув, вспомнил Распопов её прозвище.

— Она жива ль, не знаешь?

— Ты что-то слышал?

— Нет, к счастью. Просто мы с тобой дожили до таких лет, когда все, кто старше нас, относятся к группе риска. А Зитта — она старше лет на десять или пятнадцать. Тогда была — вдвое. Теперь и мы… Только приехав, я хотел сразу обзвонить кое-кого из ребят — и, веришь ли, побоялся: а вдруг с человеком что-то случилось? Я кое-как связывался весь год с одним лишь Вечесловым — вот у него и выспросил, всё ли со всеми ль в порядке. О Зитте же сейчас просто пришлось к слову: её муж был каким-то спортивным функционером, и ты мог его знать.

— Был да сплыл?.. Нет, я не встречал такого. У нас слишком много народу — и все играют во что-то, да не вместе, а одни — в городки, другие — в шахматы…

— Тогда уж — в карты? И кстати, вернёмся же к ним, наконец: насколько я понял, вы обсудили всем классом…

— …и, заметь, осудили. Не обессудь. Смотри, вот и срифмовал ось…

Каламбура Свешников не оценил, а только задумался. Не могло же случиться так, что хорошие знакомые, уйма народу, узнав о его трудностях, лишь посокрушались — и разошлись. Распопов сказал «осудили», — и Дмитрий Алексеевич, в первую минуту встревожившись, именно от этого слова и стал понемногу успокаиваться и всё пытался принизить в уме прошедшее собрание, равняя его с наивной комсомольской игрою из книжек, вроде суда над Евгением Онегиным. Тем не менее Свешников ожидал абсурдных осложнений, подозревая, что одноклассники почувствовали: он — не наш; они могли понимать его, сочувствовать или завидовать, но — наблюдая уже со стороны, оттого что воспоминания больше не получалось соотнести с действительностью.

— Разве — судили? Как это? И как же они — вы — могли судить меня в моё отсутствие? — возмутился Дмитрий Алексеевич. — Не зная подоплёки?

— Знай я её раньше — вообще не связывался бы…

— Что, теперь уже — поздно? — с надеждою поинтересовался Свешников.

— Нам поначалу даже интересней было — без тебя, потому что пришлось кое-что присочинить, пофантазировать, пока окончательно не раскололся Денис, да всё равно — поговорили и разошлись, а вот мне поручили продолжить.

— С какой стати — тебе?

— Я сам намекнул… С той стати, что без меня пришлось бы тебе отбывать на свою Неметчину несолоно хлебавши. Ты всё секретничал, а надо было бы довериться. Всё равно сейчас о твоём деле я знаю уже больше тебя.

— Вижу, ребята поупражнялись в остротах в мой адрес.

— Я бы не стал так говорить, — посерьёзнел Распопов. — Они справедливо решили, что ты повёл себя до безобразия безрассудно, как мальчишка.

— И были правы.

— Так какого лешего ты ломаешь комедию?

— Я ещё не укрепился в подозрениях.

— Какой же ты дурак! — всплеснул руками Распопов. — Только что-то заподозрил — и уже примчался в Москву — для того, по сути, чтобы за свой счёт подыграть начинающим мошенникам. А ещё — чтобы отстоять свой глупый принцип, рискуя при этом головой. Ах, какая романтика! Да ты просто не понял, чем рискуешь…

— Разве понял — ты?

— Не понял, а знал, допустим, с первого дня и пытался исподволь тебе внушить… Теперь же, благодаря чистой случайности, узнал ещё и другое… Не улыбайся, мне и в самом деле помог случай. Да, да, поверь, очень многое начинается с невероятных происшествий. Живёт человек, живёт, а потом откуда ни возьмись — приключение. У него с перепугу мысль раз — и скакнёт в неожиданную сторону. Наверно, можно найти много примеров того, как из-за пустяка…

— Рушились империи?

— Смейся, смейся, только ведь — и рушились. Ну у нас-то сегодня вышло до смешного просто — оттого что угораздило же твоего пасынка поселиться не так уж далеко от нашей школы. Вспомни, мальчишками мы считали, что весь район принадлежит нам.

— Проходные дворы…

Перейти на страницу:

Все книги серии Время читать!

Фархад и Евлалия
Фархад и Евлалия

Ирина Горюнова уже заявила о себе как разносторонняя писательница. Ее недавний роман-трилогия «У нас есть мы» поначалу вызвал шок, но был признан литературным сообществом и вошел в лонг-лист премии «Большая книга». В новой книге «Фархад и Евлалия» через призму любовной истории иранского бизнесмена и московской журналистки просматривается серьезный посыл к осмыслению глобальных проблем нашей эпохи. Что общего может быть у людей, разъединенных разными религиями и мировоззрением? Их отношения – развлечение или настоящее чувство? Почему, несмотря на вспыхнувшую страсть, между ними возникает и все больше растет непонимание и недоверие? Как примирить различия в вере, культуре, традициях? Это роман о судьбах нынешнего поколения, настоящая психологическая проза, написанная безыскусно, ярко, эмоционально, что еще больше подчеркивает ее нравственную направленность.

Ирина Стояновна Горюнова

Современные любовные романы / Романы
Один рыжий, один зеленый. Повести и рассказы.
Один рыжий, один зеленый. Повести и рассказы.

Непридуманные истории, грустные и смешные, подлинные судьбы, реальные прототипы героев… Cловно проходит перед глазами документальная лента, запечатлевшая давно ушедшие годы и наши дни. А главное в прозе Ирины Витковской – любовь: у одних – робкая юношеская, у других – горькая, с привкусом измены, а ещё жертвенная родительская… И чуть ностальгирующая любовь к своей малой родине, где навсегда осталось детство. Непридуманные истории, грустные и смешные, подлинные судьбы, реальные прототипы героев… Cловно проходит перед глазами документальная лента, запечатлевшая давно ушедшие годы и наши дни. А главное в прозе Ирины Витковской – любовь: у одних – робкая юношеская, у других – горькая, с привкусом измены, а ещё жертвенная родительская… И чуть ностальгирующая любовь к своей малой родине, где навсегда осталось детство

Ирина Валерьевна Витковская

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука