Хорёк (СИ)

Постепенно, полегоньку-потихоньку моё главное достояние – руки – становились всё увереннее, иногда я давал им возможность вспомнить то, что они так ловко вытворяли прежде. Пару раз я тискал тогда кошелёк из карманов подвыпивших клиентов, уже закончивших расчёты и собиравшихся сваливать. Нет, голова у меня всегда была готова к этому, просто она ещё хорошо понимала, какие дерьмовые последствия ждут меня в случае провала, так что действовать следовало только наверняка. Именно пару таких верных моментов подстерёг я тогда, с заботой о надёжном алиби и отсутствии свидетелей. Никто в ресторане не знал о моём бурном прошлом, о полуторалетней отсидке и тех многочисленных делах и увлечениях, через которые я прошёл. Для них я был просто мелким рассудительным парнем, не самого юного уже возраста, много чего знавшим и умевшим, на которого они могли и положиться – в случае необходимости – но чью сущность они не видели. Разумеется! Разве стал бы я посвящать случайных малообразованых людей в метания своей души, разве стал бы открывать им свои немаленькие тайны, они всё равно ничего бы не поняли и не оценили, так что мои порывы гадкого утёнка, превратившегося в полноценного взрослого лебедя, так и остались им неизвестны.

Тем более что платить стали хуже: хитрожопый азиат – наш хозяин – то ли пронюхал, то ли почувствовал, что мы живём совсем не так плохо, как хотел бы он. Это касалось и нас, официантов, и поваров, искусников своего дела, совершавших, как я уже рассказывал, время от времени свои маленькие чудеса вроде превращения курицы в утку и прочих фокусов. Крупных скандалов нам никто не закатывал, но и я, и другие заметили интерес в этом направлении, вылившийся наконец в пару незатейливых разговоров. Хозяин – жук хитрожопый – давно держал нас всех на подозрении, и хотел просто поставить себе на службу процесс экономии сырья, приносивший его подопечным немалую помощь, ну то есть он хотел, чтобы повара так же жульнически подсовывали дешёвое под видом дорогого, теряя при этом ещё и в весе, но всё сэкономленное шло бы исключительно в его карман, не давая нам ничего.

Так что когда его планы стали очевидны, я сделал ручкой: не ценил он мою уверенную надёжную работу, и вряд ли стал сильно расстраиваться, когда в тёплый осенний день я взял у него расчёт, и особо больше ни с кем не прощаясь (а с татарочкой специально даже поругавшись, чтобы не искала она меня больше!) оставил это заведение, чтобы испытывать дальше на прочность свою горькую незавидную судьбу.

XI

Добрый день, добрый день. А вот и вы: вторая большая удача за два дня, что даже как-то уже пугает и настораживает. Я о-очень рад вас видеть, особенно после вчерашнего визита матери, которая наконец добралась ко мне. Она и раньше здесь бывала – визиты разрешены два раза в год – но переться в такую даль из столицы очень уж тяжело, так что последний раз она навещала меня уже давно… Но ваши поддержка и обещания, и всё то, что я благодаря вам получил и чего добился здесь: они очень помогают, и до матери тоже долетели свежие яркие порывы.

Она просила передать вам личную благодарность: кто ещё стал бы сочувствовать и помогать человеку в моём положении, ведь когда меня взяли и обвинили, то никто из родственников пальцем не пошевелил, чтоб сделать что-то полезное. Мамин брат и его семейка даже издевались надо мной: говорили нечто типа того, что Хорьком ты родился и Хорьком помрёшь. Ну-ну: жадные подлые крысы даже не дали денег на адвоката, хотя и могли это сделать, и получил бы я тогда не двадцать пять – по пятёрке за рыло – а лет пятнадцать. Хотя ладно, я тогда по порядку всё расскажу, не перепрыгивая с пятого на десятое, а то совсем я вас запутаю.

Я ведь, кажется, говорил в прошлый раз о том, что слинял из того ресторана, которым заправлял узбек этот: его, я помню, Насимом звали, но за глаза его «говнюком» обычно именовали. Если бы я знал, куда попаду после Насима и чем всё закончится! То есть я ведь не был рабом, и совершенно необязательно было так держаться за то место, и ситуация, вылившаяся в пять трупов: чистое стечение обстоятельств. Абсолютно точно!

Но ладно, дело было так. После прощания с Насимом и его заведением я немного отдохнул. Ну мог же я позволить себе такой расслабон, тем более что я не бездельничал. Ничего подобного! Именно тогда я слегка приобщился к искусству. Правда-правда, я имею в виду не живопись какую-нибудь и не литературу, а главное, или одно из главных: кино.

Получилось это случайно: когда я шлялся как-то по улице, то меня окликнул мужик, оказавшийся сотрудником киностудии. Им требовался срочно мой типаж: маленький человечек с большим самомнением, мелкая роль без слов и почти без действия, так что мужик даже не стал интересоваться моим образованием, социальным положением и работой. Я сразу согласился: зачем же отказываться от того, что предлагают раз в жизни и не предложат больше никогда, и о чём многие только мечтают, даже не надеясь на самом деле получить?!