Хорёк

Что же касается артистизма, то иногда на самом деле приходилось его использовать. Подойдёт, бывало, какой-нибудь болван, и начнёт выспрашивать про магазин, который я в данный момент рекламирую, как будто я каждый день туда хожу и знаю как свои пять пальцев: и что тогда остаётся делать? Ну, некоторые моменты мне, разумеется, сообщали, но ведь паразиту хочется знать такое, что известно лишь самым углублённым в это дело, каким-нибудь менеджерам по продажам или даже владельцам. Ну и приходилось выкручиваться: где-то я вежливо советовал пройти внутрь и узнать всё у продавцов, где-то отшучивался, отфутболивая наглеца, но иногда – если доставали – мог навешать на уши такой лапши, что человек уходил в недоумении. Не моя это была работа, скажу по правде, не моя: общаться целый день с разными случайными типами, в чём-то их просвещать и образовывать, не было здесь ничего для меня интересного и привлекательного. Так что только приличный заработок и статус позволили продержаться мне там так долго: почти два года отработал я глупой куклой, смешным покемоном, напялившим на себя всё, что прикажут. Что приказывали? Да чего только не было: огромная коллекция всяческих фруктов и овощей дополнялась десятками коробок, бутылок и упаковок. Как оказалось, у меня очень удачный рост: многие мелкие куклы делались примерно по моему лекалу, так что я пришёлся как раз ко двору, отрабатывая роль мелкого покемона. Я хочу сказать, что во многих случаях я трудился не один, мы работали парами – большой покемон и мелкий, помогая и подстраховывая в случае нужды. Ну, к примеру, большая бутылка кока-колы, на два литра, и мелкая, трёхсотграммовый мерзавчик, в моём исполнении пристававший к прохожим и навязывавший им своё внимание. Хотя иногда всё становилось намного интересней: когда мы распространяли не пустые бумажные обещания, а образцы продукции. Вот там уж было где развернуться! Ну, вы видели наверно: когда рекламщики всовывают идущим мимо не красивые листовки, а мелкие – специально даже сделанные! – упаковочки, какую-нибудь жвачку, или бутылочки с напитками, или микроскопические пачки с кофе или чаем: это же было настоящее богатство, которым – при удачном стечении – можно было с выгодой распорядиться.

Подобные раздачи всегда происходили под контролем: хозяева товара – они ведь тоже были не дураки! – но на любую гайку, как известно, всегда найдётся болт с подходящей резьбой. Очень часто я оказывался в связке вместе с тем парнем, Сергеем, через которого вышел на фирму – помните, я рассказывал? – так вот мы с ним неплохо сорганизовались. Как только поступало задание с раздачей живого товара, мы тотчас оповещали родных и близких. Родители, двоюродные братья и сёстры, старые дружбаны: всё шло в ход, позволяя нам – даже под контролем – приватизировать немаленькую часть груза. Все близкие нам с Сергеем люди обходили нас по очереди, по два-три раза, получая не по мелкому крошечному пакетику, а по целой россыпи, так что когда я возвращался потом домой, мать гордо демонстрировала набитые доверху сумки.

Продавать? Нет, зачем, мы просто не покупали в запас то, что могло стать очередной гуманитарной помощью, широко и без раздумий транжиря потом запасы сахара, или кофе, или каких-нибудь липучих сладких конфет, мешок с которыми, я помню, валялся целый год, привлекая в конце уже только мух и тараканов. Основанная матерью традиция – жить на халяву – оказалась тогда удачно продолжена, и мы немало смогли сэкономить благодаря регулярным постоянным рекламным компаниям, в которых я принимал активное участие.