Хорёк

В конце концов он тихо умер в своей комнате, и назойливым родственникам досталось его наследство, только вот комната, на которую они безусловно тоже имели виды, уплыла мимо. Но случилось это намного позже, в те же начальные мои годы я почти не сталкивался с мрачным нелюдимым стариком и общался всё больше во дворе. Разве могла мне быть интересной молодая семейная пара, недавно только расписавшаяся, или стервозная глупая хохлушка, носившаяся со своей не менее глупой дочуркой как с писаной торбой, думая в то же время о том, как бы охмурить кого-нибудь? В памяти у меня осталась только её фамилия. Петрусь: именно так звали лезущую во все места и не оставляющую ничего без внимания нахрапистую тётку. Среди дислокаций, где регулярно обнаруживался её нос, были и кастрюли со сковородками на плите, и развешиваемое сушиться на кухне бельё, и, разумеется, комнаты соседей, которым она не давала спокойно жить, быстро тараторя что-то со своим легко узнаваемым акцентом. Любые сплетни и слухи, случившиеся в ближайших окрестностях происшествия, выброшенный в магазинах дефицит: всё это легко переваливалось через порог нашей квартиры и потом затопляло её, надоедая в конце уже ненужными деталями и подробностями, так что соседи старались по возможности быстро отделаться от неё. Платой же за транспортировку информации она считала регулярные чаепития, обеды и ужины. Любившая пожрать соседка работала на почте, не слишком сильно надрываясь и получая не самые большие деньги – какое там, скорее наоборот! – так что она считала нормальным то, что после очередных новостей её должны усадить за стол.

На этот счёт у моей матери имелось совершенно другое мнение: не тупой наглой нахлебнице было претендовать на доставляемые с работы богатства, так что совсем непростые отношения складывались у них. «Да что это у вас такое!» или «И где это вы такое достали!» давно надоели моей матери, так что, приготовив что-то на общей кухне, она тащила еду в комнату. У нас имелся большой хороший холодильник – один из подарков маминого брата – так что с хранением еды сложностей не возникало. Главное было – проскочить мимо блуждавшей где-то в коридоре вертлявой соседки, готовой под любым предлогом влезть в заранее распланированную трапезу и отхватить себе жирный кусок. Грозная хищница хорошо знала, где можно найти добычу! Когда мать недостаточно быстро пересекала нейтральную территорию, то в самый последний момент из коридорных сумерек могли возникнуть хитрые чёрные глаза, сопровождавшиеся пышной рыжей копной волос, и если мать не успевала прошмыгнуть в комнату и захлопнуть за собой дверь: то приходилось что-то придумывать, чтобы не превращать нашу тихую трапезу в шумное застолье.

Сама же Петрусь – насколько я помню – весьма бездарно обходилась с предоставлявшимися ей возможностями. Если на целую квартиру стояла вонь от сбежавшего молока, то можно было не сомневаться, что это её рук дело, так же как и большая часть неудачных опытов на кухне исходила от неё. Но особенно меня доставал лук.

Говорил я вам, что от запаха и тем более вкуса жареного и варёного лука меня всегда тошнило? Сколько ни помню я себя: у меня всегда было откровенное отвращение к желтоватым полосатым полоскам, плававшим в супе – и явно из вредности на самой поверхности, распространяя вокруг тошнотворный мерзкий аромат! Так же я относился и к жареным обугленным струпьям, прилипавшим к достававшимся кускам мяса или рыбы: находились сумасшедшие, которые даже рыбу умудрялись обгадить зловонным продуктом! Но если дома моё сопротивление воспринималось как самовольство, дурацкое желание, которому можно дать временную поблажку, то в детском саду любое явное проявление недовольства становилось чуть ли не бунтом, давившимся на корню. Выраженное мною однажды недовольство закончилось насильственным кормлением, после чего меня вырвало прямо на проводившего экзекуцию воспитателя. Толстая тупая тётка никак не желала понять, что рвота является естественной реакцией на такое грубое варварское действие, так что меня даже наказали, лишив сладкого.

В следующий раз, обнаружив в тарелке плавающие вонючие острова и архипелаги, я поступил умнее: выловив кусочки лука, я разложил их на широком белом ободе тарелки, что потребовало некоторого времени, но обезопасило от худшего. Остававшийся суп хоть и отдавал луком, но больше не имел той силы и духовитости, что заставляли меня срочно бежать к туалету, сдерживая резкий позыв.