Хорни Папочка

Только подкатывала оглушающая судорога, ноги напрягались, носки предательски вытягивались, как путина умолкала, оставляя приятное послевкусие не распробованного блюда. Помимо этого конечности начинали неметь, веревка резала кожу, впивалась, казалось, в самое мясо. Терпение иссякало.

— Прошу, — еле живой, мой голос прозвучал где-то на задворках, но был услышан.

— Дальше.

— Прошу тебя, — слюни подло стекали по подбородку, собирались в капли, и бесшумно падали на постель, — трахни меня.

— Умница, — по влажному телу прошёлся холодок, — но я могу сделать это разными способами, как ты хочешь?

Было бы круто сесть тебе на лицо, но оставим на следующий раз, сейчас…

— Я хочу твой член.

Не выжидая, и больше не подготавливая, он вошёл в меня одним резким толчком во всю длину. Легкие сжались, плотно закрыла веки от поглощающей боли, крикнула что было сил, а после размякла, голова повисла на шее, будто готовая на отсечение, а поясница прогнулась, выставляя напоказ остатки потраченного целомудрия. Растяжение было невыносимым, смазка стекала по бёдрам, а от шлепков сносила остатки разумного зерна. Я что-то хотела сегодня? Не могу вспомнить. Плевать. Наслаждение сладко растекалось, я обмякла в руках Папочки, удерживаемая его паутиной.

Все смешивалось, режущая плоть веревка, красные отметены от его губ, громкие звуки и такт, отдающийся во всем. Беспамятство сковывало, бросая меня то в чёрную дыру, то оставляя меня потерянную на постели. Томное дыхание, свободное движение ног, только руки были по-прежнему связаны впереди. Когда только успел?

— Твои условия, я слушаю, — совершенно трезвый ум терзал задурманенный рассудок.

Начала вспоминать, зачем я пришла и чего собственно хотела.

— Обыденность, — начала блуждать, поняла, что этого мало и начала перечислять всё что приходило, — совместная прогулка, ужин, просмотр фильма, утренний душ, без всей этой таинственности, я хочу видеть тебя.

Забавно, мне нужно было просто поднять руки и убрать эту чертову ленту, что сковывала меня всё это время, но сил совершенно не было даже пошевелить задом.

— Многовато для одного раза, не находишь?

— Тогда тебе нечего мне больше предложить, — хотела обвести комнату пальцем, а получилось только поднять мизинец, — всё это хорошо, правда, но неправильно.

— Кто вдолбил тебе в голову эту чушь? — Кровать продавилась, Папочка навис надо мной, мазнул кончиком носа по щеке. — Ты обещала, что эта встреча не будет последней.

— Верно, — улыбнулась нежному порыву, — теперь это зависит от тебя.

Не ответил, оставил меня одну и забрал с собой сомнения, что до этого измучили меня. Не захотел отпускать, теперь выбор был за ним. И про Валеру ни единого слова, знает, он ему не конкурент. Сон медленно опускался на веки.

Кожа немного зудела, на места, где были красные следы, мышцы побаливали, как от хорошей тренировки, а повязка так некстати сползла с глаз, когда Папочки не было рядом, а на часах было уже три часа ночи. В бумажных пакетах он подготовил для меня новую одежду и бельё, на прикроватной тумбочке деньги. На такси многовато, стало быть, либо на пропитание содержанки, либо за оказанное удовольствие. Чем это отличалось? Пожалуй, этим вопросом я задаюсь каждый раз.

— Я грязная шлюха.

Огорошила, Полинка открыла двери моей квартиры в растянутой футболке мужа и поедая кусок пиццы. Лицо её вытянулось, пока смысл моих слов медленно оседал пониманием.

— У тебя получилось? — Стоило закрыть дверь, как ожидаемый вопрос показался на поверхности.

— Нет.

— Тогда ты неудачливая шлюха, — выставила перед собой палец, тем самым попросив подождать, пока остаток пиццы опустится в желудок. — Всё нормально, ты спишь с этим Папочкой ради удовольствия, а я… уже сама не знаю, видимо, за спасибо.

Протянула мне ещё теплый кусок и стакан гранатового сока.

— Спасибо.

— С тобой спать не буду, — для чего-то произнесла Полинка, ведомая, по всей видимости, пьяным поцелуем.

— Мне хватило.

— Оно и видно, хотела тебя предупредить…

— Всё потом, я спасть.

— Там, на работе слухи…

— Не хочу ничего слушать.

Глава 10

Наступает момент, когда жизнь переворачивается на сто восемьдесят градусов вверх ногами, словно Перемены, как и Смерть, в умах людей, имеет своего рода живую оболочку. Вот Переменс идёт по ромашковому полю, белый халат с блестками развевается по ветру, а позади люди вдыхают этот крышесносный аромат увлекательных событий. Путешествия, переезды, неожиданное наследство, неистовая тяга любви и прочие радости. Сколько угодно, пока Переменс встаёт рано утром не с той ноги, натыкается на двадцать пропущенных звонков, продирает глаза, а там уже кофе закончилось, и дел столько, что и начинать не хочется. Белое одеяние, от неправильной стирки, превращается в сизое мятое полотно, будто ткань тоже имеет свойство испускать дух. Тогда Переменс заходит в самые скверные переулки, а то и вовсе махнёт рукой «Плевать, пусть хоть так».