Гамаш кивнул в сторону Эмиля, который открыл сумку и протянул Обри Шевре старую Библию. На их глазах жизнь старшего археолога изменилась. Начался этот процесс крохотным движением. Его глаза немного расширились, потом он моргнул, потом выдохнул.
– Merde, – прошептал он. – Oh merde.
Оторвав взгляд от Библии, Шевре уставился на Гамаша:
– Где вы ее нашли?
– Наверху, она была спрятана там, где прячут драгоценные старые книги. Среди других старых книг. В библиотеке, которой никто не пользуется. Ее наверняка засунул туда убийца. Не хотел ее уничтожать, но и при себе не хотел оставлять. А потому спрятал. Но до этого она была у Рено, а еще раньше – у Шарля Шиники.
Гамаш видел, как мечутся мысли главного археолога, образуют связи через года, через столетия. Соединяют движения, события, личностей.
– А как она оказалась у Шиники?
– Патрик и О’Мара, два ирландских рабочих, о которых я вам говорил, нашли ее и продали Шиники.
– Вы в связи с этим делом просили меня узнать о раскопках в тысяча восемьсот шестьдесят девятом году? Они работали на одном из этих участков?
Гамаш кивнул, ожидая, когда Шевре сделает следующее умозаключение.
– «Старая ферма»? – спросил наконец главный археолог, потом ударил себя по лбу. – Ну конечно! «Старая ферма». Мы всегда исключали ее из наших поисков – считали, что это место находится за пределами освященной земли. Но Шамплейна похоронили на неосвященной земле, потому что он был гугенотом.
Шевре сжимал Библию, и казалось, его сердце тоже сжато чем-то: восторгом и волнением.
– Слухи, конечно, ходили, но в этом весь Шамплейн: о нем почти ничего не известно, одни слухи. И мы считали: ну вот еще один слух, к тому же маловероятный. Неужели король доверил бы протестанту, гугеноту руководить Новым Светом? Но если король не знал? Хотя нет, вероятнее всего, знал, и это многое объясняет.
Главный археолог был теперь похож на подростка, влюбившегося в первый раз: голова кружится, язык заплетается.
– Это объясняет, почему Шамплейн так и не получил высокого титула, почему не был официально назван губернатором Квебека. Почему ему так и не воздали должного за его достижения, тогда как другие заслуживали награды куда за меньшее. Это всегда было тайной. И может быть, это объясняет, почему его вообще отправили сюда. Эта миссия считалась почти самоубийственной, а гугенота Шамплейна было не жалко.
– А иезуиты знали об этом? – спросил один из рабочих.
Этот вопрос не давал покоя и Гамашу. Католическая церковь играла важнейшую роль в становлении колонии, в обращении индейцев, в поддержании порядка среди колонистов.
Иезуиты не отличались терпимостью.
– Не знаю, – ответил Шевре, подумав. – Должны были знать. Иначе его похоронили бы на католическом кладбище, а не за его пределами.
– Но иезуиты ни за что не допустили бы, чтобы Шамплейна похоронили вот с этим. – Гамаш показал на гугенотскую Библию, которую все еще сжимал в руке Шевре.
– Правда. Но кто-то должен был знать, – сказал Шевре. – Есть много свидетельств того, как Шамплейна хоронили в часовне – в часовне, которую он сам поддерживал деньгами, оставив ей половину своего состояния.
Главный археолог замолчал, но было видно, что его мысль продолжает работать.
– Неужели? Неужели эти деньги были подкупом? Неужели он отдал церкви половину своего состояния для того, чтобы ему устроили публичные похороны в часовне с последующим перезахоронением за пределами католического кладбища, в поле? И вот с этим? – Он поднял руку с Библией.
Гамаш слушал, представляя себе, как великого человека выкапывают ночью из могилы и тащат за пределы освященной земли.
Почему? Потому что он был протестантом. Все его деяния, все его мужество, все его прозрения, решительность и достижения в конечном счете не стоили ничего. После смерти от него осталось одно.
Его гугенотство. Он был чужаком в стране, которую создал, в мире, который построил. Гуманист Самюэль де Шамплейн был опущен в землю Нового Света, неосвященную землю, но и неопороченную.
Может быть, Шамплейн приехал сюда в надежде, что здесь все будет иначе? Но обнаружил, что Новый Свет ничем не лучше Старого. Вот только холоднее.
Самюэль де Шамплейн покоился в освинцованном гробу со своей Библией, пока два ирландских рабочих, живших в нищете и отчаянии, не откопали его. Он стал их богатством. Один из них, О’Мара, покинул город. Другой, Патрик, переехал из Нижнего Квебека, купил дом на Де-Жарден, среди богачей.
Стал ли он там счастливее?
– И теперь вы считаете, что он здесь? – спросил Обри Шевре.
– Да, считаю, – ответил Гамаш.
Он рассказал им остальную часть истории. О встрече с Джеймсом Дугласом, о продаже.
– Значит, Шиники и Дуглас похоронили его здесь? – спросил Шевре.