– Думаю, да. Шамплейн был слишком мощным символом для французского Квебека, его вдохновением. Лучше бы его никогда не нашли. В тысяча восемьсот шестьдесят девятом всего два года прошло после образования Конфедерации[66]
. Многие квебекцы были недовольны присоединением к Канаде, уже тогда начались призывы к отделению. Нахождение останков Шамплейна не принесет пользы делу Канады, а вот вреда может принести немало. Шиники, возможно, это мало волновало, в отличие от Дугласа. Дуглас чувствовал политические течения и, будучи консерватором по своей природе, решил: чем меньше шума, тем лучше.– А обнаружение останков Шамплейна произвело бы немало шума, – кивнул инспектор Ланглуа. – Мертвых нужно хоронить и не ворошить прошлое.
– Но у мертвецов была привычка выходить из могил, – заметил Шевре. – В особенности вокруг Джеймса Дугласа. Вам известно о его деятельности?
– В качестве расхитителя могил? – спросил Гамаш. – Да, известно.
– И о мумиях, – добавил Шевре.
– О мумиях? – переспросил Ланглуа.
– Как-нибудь потом я расскажу вам все об этом, – сказал старший инспектор. – А пока нам нужно найти еще одно тело.
В течение следующего часа главный археолог и его помощники снова перекапывали подвал, нашли еще несколько освинцованных ящиков и несколько картофелин.
Но под лестницей, как раз в том месте, куда упирались металлические ступени, они нашли что-то еще. Это место пропустили во время первых поисков недельной давности. Тогда они решили, что металлодетектор реагирует на сами ступени, но теперь, при более внимательном обследовании, обнаружили кое-что еще.
Рабочие копали осторожно, хотя без энтузиазма и убежденности. Лопаты вдруг уткнулись во что-то большее, чем освинцованные ящики. Нет, там было что-то еще – не свинец, а дерево.
Рабочие стали копать еще осторожнее, вынимали землю, делали фотографии, фиксировали происходящее, и вот так медленно, методично они откопали гроб. Все встали вокруг и машинально перекрестились.
Инспектор вызвал своих судмедэкспертов, и они появились через несколько минут. Отобрали образцы, сделали фотографии, сняли оттиски.
Под объективами камер подняли гроб, и главный археолог с помощниками вытащили гвозди, длинные и побуревшие от ржавчины. Они выходили из дерева со скрипом, не желая предъявлять миру то, что так долго было от него скрыто.
Наконец все гвозди были вытащены, и можно было снимать крышку, Обри Шерве протянул было к ней руки, но остановился, посмотрел на Гамаша и жестом подозвал его. Гамаш хотел отказаться, но главный археолог проявил настойчивость, и старший инспектор подчинился.
Он встал перед траченным временем гробом. Простое кленовое дерево из древних лесов, сведенных четыреста лет назад, чтобы построить Квебек. Гамаш чувствовал дрожь в правой руке и понимал, что она видна другим.
Он вытянул руки – и дрожь прекратилась. Взявшись за крышку, он представил себе, что сейчас случится. После нескольких сотен лет поисков, после жизней, потраченных на то, чтобы найти останки отца Квебека, после его собственного детства, которое прошло в чтении книг, в переживании прошлого, воссоздании его вместе с одноклассниками. С жезлом в руке стоял он среди камней в парке Мон-Руаяль, отдавал команды громадным кораблям, возглавлял армию, идущую в благородное сражение, выходил живым из страшных штормов. Герой. Вот кем был для него и всех других школьников Квебека Самюэль де Шамплейн.
Землепроходец, картограф. Создатель Квебека.
Гамаш посмотрел на свои большие руки, касающиеся старого дерева.
Самюэль де Шамплейн.
Гамаш отошел в сторону и жестом пригласил Эмиля занять его место. Старик покачал головой, но Гамаш подвел его к гробу, отступил назад и улыбнулся своему наставнику.
– Merci, – одними губами сказал Эмиль.
Вместе с главным археологом они медленно, осторожно подняли тяжелую освинцованную крышку.
В гробу лежал скелет. Наконец обретенный.
После долгого молчания главный археолог, глядя в гроб, произнес:
– Если только у Шамплейна не было еще одной большой тайны, то это не он.
– Почему? – спросил Гамаш.
– Это женщина.
Что-то изменилось. Жан Ги Бовуар чувствовал это. Люди теперь смотрели на него иначе. Они словно видели его обнаженным, видели человека уязвимого, ранимого – и больше ничего.
Не того человека, каким он был на самом деле. А другого, отредактированного Жана Ги Бовуара с видеоролика.
Этот ролик просмотрели все. Это было очевидно. Бовуар единственный в Трех Соснах не видел его. Он да, может быть, Рут, которая едва ли вышла из каменного века.
Но если обитатели Трех Сосен думали, что знают кое-что про него, то и он знал кое-что про них. Что-то такое, чего не знали другие. Он знал, кто убил Отшельника.
Пятница клонилась к вечеру. Клара, Питер и Мирна сидели со Стариком Мюнденом и Женой, на руках которой спал Шарли. За другим столиком прихлебывали пиво Марк и Доминик Жильбер, а мать Марка, Кароль, пила белое вино. Были тут и Рор и Ханна Парра. А их сын Хэвок обслуживал столики.
Рут сидела одна. За стойкой бара стоял Габри.