– Началось все с допущения, что убийца увидел одно из сокровищ Отшельника в антикварном магазине, – сказал Бовуар. – И выяснил, что ниточка ведет в Три Сосны.
В бистро воцарилась тишина, только потрескивали поленья в каминах да ветер и снег бились в окна.
От пламени на стенах гуляли странные тени, но среди них не было угрожающих. Для Бовуара. Правда, он подозревал, что по меньшей мере одному человеку в зале становилось тесно, душно, невыносимо.
– Но кто бы это мог быть? Жильберы покупали много старинных вещей в этом самом магазине. Парра? Они получили неплохое наследство от своей семьи в Чехословакии и сумели его вывезти, когда стена рухнула. По их собственному признанию, бóльшую часть наследства они распродали и на вырученные деньги построили дом. Возможно, они продавали вещи через «Ле тан пердю». Старик Мюнден? Да, он реставрирует антиквариат. Связан ли он с великолепным магазином на рю Нотр-Дам? Все это практически не сужало круг подозреваемых, поэтому я обратился к другой улике. «Воо». Оливье говорил, что Отшельник нашептывал это слово, когда был в особенно угнетенном состоянии. Это слово расстраивало его. Так что значит «воо»? Что это – имя, прозвище?
Он бросил взгляд на столик Жильберов. Как и остальные, они смотрели на него зачарованно и настороженно.
– Может быть, «воо» – сокращение имени, которое трудно произнести, особенно ребенку. Именно в детстве и дается большинство прозвищ. Я был у Мюнденов и слышал, как говорит маленький Шарль. «Гоо» вместо «горячий». Дети поступают так с трудными словами, которые не даются их языку. Так Волошин превращается в Воо.
Клара наклонилась к Мирне и прошептала:
– Вот этого-то я и боялась с того момента, как узнала, что ее девичья фамилия – Волошина.
Брови Мирны взметнулись, и она, как и все остальные, повернулась к Кароль Жильбер.
Кароль не шелохнулась, но в движение пришел Винсент Жильбер. Он поднялся в полный рост, его высокая фигура словно заполнила собой зал.
– Прекратите эти инсинуации. Если вам есть что сказать – говорите.
– И вы, сэр, – обратился к нему Бовуар. – Великолепный доктор Жильбер. Великий человек, великий целитель. – Он говорил, отдавая себе отчет в том, что старший инспектор Гамаш вел бы этот разговор иначе, никогда не прибег бы к сарказму, вряд ли вышел бы из себя, а Бовуар чувствовал, что именно это с ним сейчас и происходит. Он сделал над собой усилие и отошел от края. – Одна из главных загадок этого дела всегда заключалась в вопросе: почему убийца не взял сокровища. Кто мог бы противиться этому? Даже если это не было мотивом убийства – вот они, перед тобой. Почему не взять какую-нибудь мелочь? Редкую книгу? Золотой подсвечник?
– И к какому же блестящему выводу вы пришли? – презрительно спросил доктор Жильбер.
– Вывод, похоже, напрашивается один. Убийце это было не нужно. Применимо ли это к Оливье? Нет. Он являл собой воплощение корысти. Ваш сын Марк? То же самое: корыстный, мелочный. Уж он бы весь домик унес с собой.
Он видел, как Марк Жильбер пыжится, хочет сказать что-нибудь в свою защиту, но внезапно понимает, что эти оскорбительные слова фактически снимают с него подозрения.
– Парра? Один лесничий, другой официант? Не очень-то купаются в деньгах. Любой предмет из коллекции Отшельника озолотил бы их. Нет, если бы кто-то из них убил Отшельника, то украл бы что-нибудь. То же можно сказать и про Старика Мюндена. Дохода столяра пока хватает, но что будет, когда Шарли вырастет? За ним потребуется уход. Мюндены взяли бы ценности если не для себя, то для сына.
Он повернулся к Винсенту Жильберу:
– Но одному человеку не нужны были сокровища, сэр. Вам. Вы и без того богаты. И потом, вы считаете, что деньги для вас не важны. У вас другая мотивация, другой бог. Деньги для вас всегда мало что значили. Нет, вы собираете комплименты. Уважение. Восхищение. Вы собираете уверенность в том, что лучше вас никого нет. Что вы святой. Ваше эго, ваша самооценка – их нужно подкармливать, они требуют восхищения, а не счета в банке. Как и остальные подозреваемые, вы не тронули бы ценности, потому что для вас они ничего не значат.
Если бы доктор Жильбер умел испепелять взглядом, то от Бовуара осталась бы лишь кучка пепла. Но инспектор Бовуар, улыбаясь, продолжил свой монолог, голос его внезапно стал спокойным, доходчивым.