Хороните своих мертвецов

Может быть, дело было в атмосфере теплого и уютного бистро. В бушевавшей метели. Вине, горячем шоколаде и горящих каминах. Только все это казалось нереальным. Их друг словно говорил о ком-то другом. Рассказывал им историю. Притчу.

– Потом я встретил Мишель и влюбился. – Он улыбнулся жене. Уже не Жене, а женщине, которую он любил. Мишель. – У нас родился Шарль. Я жил полной жизнью. Я даже забыл о том, зачем здесь оказался. Но вот как-то в субботу вечером, когда я сидел в своем пикапе с мебелью, взятой в ремонт у Оливье, я увидел, как он вышел из бистро, но не направился домой, а сделал нечто странное – пошел в лес. Я не последовал за ним. Я был слишком удивлен. Но задумался об этом случае, а потому в следующую субботу стал поджидать его. Однако он отправился прямиком домой. Зато на следующей неделе снова пошел в лес. С сумкой.

– Продукты, – пояснил Габри.

Все остальные молчали. Они представляли, как это было. Старик Мюнден сидит в машине. Наблюдает и ждет. Он само терпение. И вот он видит, как Оливье исчезает в лесу. Старик тихо выходит из машины и следует за Оливье. И обнаруживает лесной домик.

– Я заглянул в окно и увидел… – Голос Старика сорвался.

Мишель накрыла его ладонь своей. Ему не сразу удалось взять себя в руки, но немного погодя дыхание его выровнялось, стало более размеренным, и он смог продолжить рассказ.

– Я увидел вещи отца. Все, что он держал в задней комнате. Особое место для особых вещей – так он мне говорил. Для вещей, о которых знали только он и я. Цветное стекло, тарелки, подсвечники, мебель. Все было там.

Глаза Старика сверкали. Он смотрел куда-то вдаль. Он был уже где-то далеко, не в бистро с остальными. Он был у лесного домика. Заглядывал внутрь через окно.

– Оливье отдал сумку старику, и они сели. Они пили из фарфора, к которому отец позволял мне только прикасаться, и ели с тарелок, которые, по его словам, принадлежали королеве.

– Шарлотте, – подсказал Бовуар. – Королеве Шарлотте.

– Да. Так звали и мою мать. Отец говорил, что они для него особенные, потому что всегда будут напоминать ему о моей матери. О Шарлотте.

– Вы и сына поэтому назвали Шарлем, – сказал Бовуар. – Мы думали, что вы назвали его в честь отца, но вы имели в виду мать – Шарлотту.

Мюнден кивнул, но не посмотрел на сына. Он теперь не мог смотреть ни на сына, ни на жену.

– И что вы сделали после этого? – спросил Бовуар.

Он уже знал достаточно, чтобы говорить тихим, почти гипнотическим голосом. Чтобы не разрушать атмосферу. Пусть Старик Мюнден сам доскажет историю.

– Я понял, что смотрю на человека, который убил моего отца пятнадцать лет назад. Я никогда не верил, что это был несчастный случай. Я не глуп. Большинство людей считали это самоубийством, думали, он покончил с собой, выйдя на тонкий лед. Но я знал его. Он бы ни за что не сделал такое. Я знал: если он мертв, значит убит. И лишь гораздо позднее я узнал, что самые его драгоценные вещи похищены. Я сказал об этом матери, но она мне не поверила. Он никогда не показывал ей эти вещи. Только мне. Моего отца убили, а его драгоценную коллекцию похитили. И вот я увидел человека, который совершил это.

– Что ты сделал, Патрик? – спросила Мишель.

Никто из них прежде не слышал его настоящего имени. Имени, которое она использовала лишь в самые интимные мгновения их близости. Когда они были не Стариком и Женой, а Патриком и Мишель. Молодыми влюбленными.

– Мне захотелось помучить этого человека. Я хотел дать ему понять, что он обнаружен. Одной из наших любимых книжек была «Паутинка Шарлотты», и вот я изготовил паутинку из лески, проскользнул в его домик, когда он был занят в огороде, и подвесил ее под потолком. Чтобы он увидел ее там.

– Вы вплели туда слово «Воо», – сказал Бовуар. – Зачем?

– Так меня называл отец. Мое тайное имя. Он обучал меня всему, что связано с деревом, а я был маленький, и когда хотел сказать «дерево», у меня получалось только «воо». Вот он и стал так меня называть. Не часто. Иногда, когда брал меня на руки. Прижимал меня к себе и шептал: «Воо».

Никто больше не в силах был смотреть на красивого молодого человека. Они отводили глаза от этого обжигающего зрелища. Затмения. Когда вся эта любовь обратилась в ненависть.

– Я наблюдал из леса, но Отшельник, кажется, не замечал паутину. И тогда я взял самую драгоценную вещь, какая у меня была. Я держал ее в сумке у себя в мастерской. Не видел ее много лет. Но в ту ночь взял ее с собой в лесной домик.

После этого наступило молчание. Они представляли себе темную фигуру, идущую по темному лесу. К тому, кого он долго искал и наконец нашел.

– Я увидел, как ушел Оливье, и выждал несколько минут. Потом оставил эту вещь на крыльце и постучал. А сам спрятался в тени и стал ждать. Старик открыл дверь и выглянул, предполагая увидеть Оливье. Сначала вид у него был любопытствующий, потом недоуменный, потом немного испуганный.

В каминах потрескивали поленья, несколько искорок вылетели на пол и погасли. А Старик стал рассказывать о том, что случилось после.