В этот момент в церкви наступила пауза, но Гамаш не удержался и хохотнул.
Элизабет посмотрела на него.
– Думаете о радости? – прошептала она.
– В некотором роде, – ответил Гамаш, и в груди у него защемило с такой силой, что он чуть не охнул.
После службы прихожан пригласили в церковный зал на кофе и печенье, но Гамаш туда не пошел. Пожав всем руки, преподобный Хэнкок заметил этого крупного мужчину, оставшегося сидеть на скамье, и подошел к нему:
– Чем могу служить?
Глаза у него были нежно-голубого цвета. Вблизи Гамаш увидел, что Хэнкок старше, чем кажется. Ему было скорее тридцать пять, чем двадцать пять.
– Не хочу лишать прихожан вашего общества, преподобный. Но может быть, вы сумеете уделить мне некоторое время немного позже?
– А почему не сейчас? – Он сел. – И прошу вас, не называйте меня «преподобный». Вполне достаточно просто Том.
– Боюсь, у меня не получится.
Хэнкок внимательно посмотрел на него:
– Тогда уж лучше «ваше превосходительство».
Гамаш взглянул на серьезное лицо молодого человека и не смог сдержать улыбки:
– Что ж, может, у меня и получится называть вас Том.
Хэнкок рассмеялся:
– Вообще-то, в сугубо официальной обстановке меня называют преподобным мистером Хэнкоком, но и просто «мистер Хэнкок» будет вполне достаточно, если вам так удобнее.
– Да, удобнее. Merci. – Гамаш протянул руку. – Меня зовут Арман Гамаш.
Рука священника на секунду задержалась.
– Старший инспектор, – произнес он наконец. – Я так и подумал, что это вы. Элизабет сказала, что вчера вы пришли нам на помощь. А я, к сожалению, готовился к гонкам на каноэ. Надежды у нас никакой, но хоть повеселимся.
В то, что у них нет надежды, Гамаш был готов поверить. Уже не первое десятилетие он наблюдал знаменитые карнавальные гонки на каноэ через реку Святого Лаврентия и каждый раз спрашивал себя, чем должен быть одержим человек, чтобы заниматься этим. Для подобных гонок требовалась недюжинная физическая сила и некоторая сумасшедшинка. И если молодой священник был в неплохой физической форме, то Гамаш по своим записям знал, что его напарнику по команде, Кену Хэсламу, перевалило за шестьдесят. Грубо говоря, это будет подобно перетаскиванию наковальни на другой берег реки. Хэслам в команде – это явная фора соперникам.
Когда-нибудь он, возможно, спросит у этого священника или у кого-нибудь другого, что заставляет их участвовать в таких гонках. Но не сегодня. Сегодня на повестке была другая тема.
– Я рад, что сумел немного помочь, – сказал Гамаш. – Но к сожалению, дело далеко еще не закончено, несмотря на вашу сегодняшнюю проповедь.
– О, в мои намерения никак не входило сбросить со счетов то, что случилось, – только принять человеческую жизнь и радоваться ей. Там… – Хэнкок махнул рукой на прекрасные витражные окна и благородный город за ними, – достаточно людей, которые обвинят нас, и я подумал, что стоит попытаться поднять самим себе настроение. Вы это не одобряете?
– Это имеет какое-то значение?
– Это всегда имеет значение.
– Собственно говоря, я думаю, что ваша проповедь была вдохновенной. Прекрасной.
Преподобный мистер Хэнкок посмотрел на Гамаша:
– Merci. В этом есть риск. Но надеюсь, что я никому не причинил вреда. Там поглядим.
– Вы родились в Квебеке?
– Нет, в провинции Нью-Брансуик. В городе Шедиак, омаровой столице мира. Есть такое правило: если вы говорите «Шедиак», то должны добавлять…
– «Омаровая столица мира».
– Спасибо. – Хэнкок улыбнулся, и Гамаш понял, что тот говорил о радости небеспричинно. Он знал, что такое радость. – Это мой первый приход. Я приехал сюда три года назад.
– А давно вы в совете Лит-Иста?
– Года полтора, кажется. Это не слишком обременительно. Самое главное, что я должен делать, – это не забывать, что мне не следует предлагать что-либо новое. Чтобы остановить время, нужно приложить массу сил, и по большей части им это удается.
Гамаш улыбнулся: