Хороните своих мертвецов

– Человека убили, – отрезала Уинни. – Понимаете, Портер, это не тот случай, когда занимаются маркетингом.

Пока они спорили, Элизабет вернулась к чтению прессы, Все газеты были забиты материалами об убийстве Рено. Там были фотографии этого необыкновенного на вид человека, заметки, воздающие должное покойному, траурные речи, редакторские колонки. Он еще и остыть не успел, а уже был вознесен на пьедестал, стал новым человеком. Уважаемым, любимым, блестящим человеком, который вот-вот должен был найти останки Шамплейна.

И конечно, найти их в Литературно-историческом обществе.

Одна из газет – «Ла пресс» – обнаружила, что незадолго до смерти Рено просил совет общества принять его, но ему отказали. Причина, казавшаяся вполне резонной, – не хотели нарушать процедуру – теперь выглядела зловещей, подозрительной.

Но самым удручающим было удивление во всех французских газетах. Обнаружение мертвого тела Рено оказалось для них таким же шокирующим, как обнаружение немалого количества живых тел, – тел англоязычных граждан, которые все это время жили среди них.

Похоже, Квебек-Сити только сейчас вдруг осознал, что здесь все еще остаются англичане.

– Как это они могли не знать, что мы здесь? – спросила Уинни, заглянув в газету через плечо Элизабет.

Элизабет тоже чувствовала что-то вроде обиды. Одно дело, когда тебя унижают, подозревают, когда тебе угрожают. И даже видят в тебе врага, – она и к этому была готова. Но оказалась совсем не готова к тому, чтобы ее просто не замечали.

Когда же это случилось? Когда они исчезли, стали призраками в собственном доме? Элизабет взглянула на мистера Блейка, который тоже оторвался от газеты и смотрел перед собой.

– О чем вы думаете?

– О том, что, вероятно, уже настало время обеда, – ответил он.

«Да, – подумала Элизабет, возвращаясь к чтению газет, – англичан лучше не недооценивать».

– А еще я вспоминал тысяча девятьсот шестьдесят шестой год.

Элизабет опустила газету:

– Вы о чем?

– Вы должны это помнить, Элизабет. Вы же там были. Я рассказывал об этом Тому неделю назад.

Элизабет посмотрела на священника, такого молодого и полного энергии. Он смеялся вместе с Портером, пытаясь обаять колючего старика. Его в шестьдесят шестом году еще и на свете не было, но она помнила те события, как если бы они случились вчера.

Появление головорезов. Квебекские флаги повсюду. Оскорбления. «Maudit Anglais»[43], «têtes carré» и кое-что еще хуже. Песни за окнами Литературно-исторического общества. «Gens du Pays»[44]. Гимн сепаратистов с такими мучительно прекрасными словами проникал в окна здания и в уши испуганных англоязычных канадцев как оскорбление.

А потом – нападение. Сепаратисты вломились в двери, понеслись вверх по лестнице в помещение библиотеки. В самое сердце Лит-Иста. Потом дым, горящие книги. Элизабет подбежала, пытаясь их остановить, погасить огонь, умоляя их прекратить. Она взывала к ним на своем идеальном французском. Портер, мистер Блейк, Уинни и другие пытались остановить это. Дым, крики, звон бьющегося стекла.

Она оглянулась и увидела, как Портер разбивает великолепные стекла в окнах – в окнах, которые простояли несколько веков, а теперь их стекла превратились в осколки. Она увидела, как он выкидывает книги, выкидывает что попадется под руку. Собирает стопками, сколько удается ухватить. Потом к нему присоединился мистер Блейк. Сепаратисты жгли книги, а англичане выбрасывали их из окон. Книги раскрывались в полете, словно пытались парить в воздухе.

Уинни, Портер, Кен, мистер Блейк и другие спасали свою историю, прежде чем начать спасаться самим.

Да, она все помнила.

Арман Гамаш вернулся домой как раз к обеду Анри. А потом они пошли прогуляться. Улицы Квебека погрузились в темноту, но были полны народа, пришедшего на карнавал. Рю Сен-Жан была закрыта – там выступали хоры, жонглеры, скрипачи.

Человек с собакой прошли через толпу, время от времени задерживаясь, чтобы послушать музыку, посмотреть на людей. Это было одним из любимых занятий Анри после игры в мячик. И бананов. И обеда. Многие останавливались и восхищались молодой овчаркой с неестественно большими ушами. Гамаш рядом с псом был все равно что уличный фонарь.

Анри упивался всеобщим вниманием. Потом они отправились домой, где старший инспектор посмотрел на часы. Шестой час. Он набрал номер на телефоне.

– Oui allô?

– Инспектор Ланглуа?

– А, старший инспектор, как раз собирался позвонить вам с новой информацией.

– Есть новости?

– К сожалению, не много. Вы же знаете, как обстоят дела с такими вещами. Если мы сразу не находим преступника, то дело тянется и тянется. Вот оно и тянется. Я сейчас в доме Огюстена Рено. – Он помедлил. – А вы не хотите подойти? Это недалеко от вас.

– С удовольствием.

– Захватите очки и сэндвич. И пару бутылочек пива.

– Что, так плохо?

– Невероятно. Не понимаю, как люди могут жить в таких условиях.