Хорошая дочь

— Пожалуйста. — Губы Гаммы дрожали. — Пожалуйста. Умоляю вас. — Она говорила тихо, словно в комнате были только она и чернорубашечник. — Делайте со мной все что хотите, только не делайте больно девочке.

— Не волнуйся. — Чернорубашечник тоже перешел на шепот. — Это больно только первые пару десятков раз.

Шарлотту затрясло.

Она поняла, что он имеет в виду. Его жуткий взгляд. Его подвижный язык между влажных губ. Его штуковина, которая уперлась ей в спину.

У нее подкосились колени.

Она упала на стул. Лицо ее покрылось потом. По спине тоже тек пот. Она посмотрела на свои ладони, но с ними было что-то не то. Кости внутри них дрожали, будто в грудь ей воткнули камертон.

— Все хорошо, — сказала Гамма.

— Ниче хорошего, — возразил чернорубашечник.

Теперь они говорили не друг с другом. В дверном проеме стояла Саманта, замерев, как испуганный кролик.

Чернорубашечник спросил:

— Есть еще кто в доме?

Гамма покрутила головой.

— Никого.

— Не ври мне, сука.

Шарлотта перестала различать звуки. Она слышала имя своего отца, видела сердитый взгляд Гаммы.

Расти. Они ищут Расти.

Шарлотта начала раскачиваться вперед-назад, не в состоянии остановиться, инстинктивно пытаясь успокоиться. Это не кино. В доме двое мужчин. У них оружие. Они пришли не за деньгами. Они пришли за Расти, но теперь, когда Расти здесь не оказалось, чернорубашечник решил, что ему нужно кое-что другое. Шарлотта знала, что это. Она читала о таком в книжке Ленор. А Гамма сейчас здесь только потому, что Шарлотта ее позвала, и Саманта здесь только потому, что Шарлотта сказала этим мужчинам, что ее сестра в доме.

— Простите, — прошептала Шарлотта. Она не могла больше сдерживать мочевой пузырь. Почувствовала, как теплая жидкость стекает по ногам. Она закрыла глаза. Качалась взад-вперед. — Простите-простите-простите.

Саманта сжала руку сестры так, что ее косточки сдвинулись со своих мест.

Шарлотта почувствовала, что ее сейчас вырвет. Желудок сжимался, ее крутило, будто на лодке посреди шторма. Она зажмурилась. Начала думать о беге. Как подошвы кроссовок ударяются о землю. Как горят мышцы ног. Как горят легкие. Рядом бежала Саманта, и ее убранные в хвост волосы хлестали по ветру: она улыбалась и говорила Шарлотте, что делать.

«Дыши. Медленно и уверенно. Подожди, и боль пройдет».

— Заткнись, на хер, я сказал! — крикнул чернорубашечник.

Шарлотта подняла голову, но двигалась она будто в густом масле.

Что-то взорвалось, потом ее лицо и шею обдало горячей жидкостью с такой силой, что она упала на Саманту. Шарлотта начала визжать, еще не поняв, что произошло.

Кровь была повсюду, словно ею полили из шланга. Теплая и вязкая, она покрыла ее лицо, руки и все тело.

— Да заткнись ты! — Чернорубашечник влепил Шарлотте пощечину.

Саманта схватила ее. Она рыдала, тряслась, визжала.

— Гамма, — шепнула Саманта.

Чарли прижалась к сестре. Она повернула голову. Заставила себя посмотреть на мать, потому что решила навсегда запомнить, что сделали эти ублюдки.

Ярко-белая кость. Клочья сердца и легких. Жилы, артерии и вены, и жизнь, вытекшая из ее зияющих ран.

— О господи, Зак! — закричал Бон Джови.

Чарли замерла. Она не выдаст себя. Больше никогда.

Захария Кулпеппер.

Она читала материалы его дел. Расти представлял его интересы в судах как минимум четыре раза. Гамма как раз прошлой ночью говорила, что если бы Зак Кулпеппер платил по счетам, их семье не пришлось бы жить в фермерском доме.

— Твою мать! — Зак смотрел на Саманту. Она тоже читала материалы его дел. — Твою мать!

— Мама… — пролепетала Чарли, пытаясь отвлечь их, показать Заку, что она его не знает. — Мама, мама, мама…

— Все хорошо, — попыталась успокоить ее Саманта.

— Ниче хорошего. — Зак бросил свою маску на пол. От крови Гаммы вокруг глаз у него были круги, как у енота. Он выглядел как его собственное фото из полицейских материалов, только уродливее. — Какого хера? На хера ты сказал мое имя, малыш?

— Я н-не говорил, — ответил, запинаясь, Бон Джови. — Прости.

— Мы никому не скажем. — Саманта смотрела в пол, хотя было уже поздно. — Мы ничего не скажем, обещаю.

— Девочка, я только что разнес твою маму в кусочки. Ты правда думаешь, что выйдешь отсюда живой?

— Нет, — сказал Бон Джови, — мы не для этого пришли.

— Я пришел забрать свои счета, малыш. Но щас я думаю, пускай Расти Куинн сам мне заплатит.

— Нет, — повторил Бон Джови, — я же говорил…

Зак заставил его замолчать, уперев дробовик ему в лицо.

— Давай-ка думать, на хер, стратегически. Нам надо сваливать из города, значит, нам надо много бабла. Все знают, что Расти Куинн хранит наличку в доме.

— Дом сгорел, — сказала Саманта. — Все сгорело.

— Твою мать! — закричал Зак. — Твою мать!

Он толкнул Бон Джови в коридор. Он держал дробовик направленным в голову Саманте, палец на курке.

— Нет! — Чарли потянула сестру на пол, подальше от дробовика. Коленями почувствовала осколки. Весь пол был в кусочках раздробленной кости. Она посмотрела на Гамму. Взяла ее восковую белую руку. Тело уже начало остывать. Она шепнула: — Не умирай, мама. Пожалуйста. Я тебя люблю. Я так тебя люблю.

Она услышала, как Зак говорит: