Хорошая работа

Иван Ефимович Фролов, Иосиф Исаакович Ликстанов, Владимир Иванович Пистоленко, Израиль Моисеевич Меттер Хорошая работа

Иван Ефимович Фролов Хорошая работа

В лагерь к нам приходят вести
Про колхозный урожай:
— Каждый колос зерен в двести!
Ну, ребята, выезжай!

Все мы выехали дружно.
Вот и нивы у реки.
Если нужно —
Значит, нужно.
Ну-ка, где вы, колоски?
Вот — стерни,
Левее — горы.
Вправо — рожью золотой
Вел комбайн Иван Егорыч
К горизонту — по прямой.
…Нет колосьев и в помине.
Хорошо убрали рожь!
И зерна-то в кошенине
Не увидишь, не найдешь.
И под вечер, чуть не плача,
Возвращается отряд:
— Нет колосьев!
Вот задача!
— Нет колосьев!
Так-то, брат! —
Улыбается вожатый
«Неудачникам» в ответ:
— Что поделаешь, ребята!
Есть — так есть!
А нет — так нет!
Разве могут быть укоры?
— Уходя, повел плечом:
— Виноват Иван Егорыч.
Вы, ребята, ни при чем.

Иван Ефимович Фролов Юннаты

Красным, синим, желтоватым
Цветники огнем горят.
— Это сделали юннаты!
— Горожане говорят.
Над речным мостом горбатым
Плавно голуби парят.
Их хозяева — юннаты,
Группа маленьких ребят.
Там пшеница золотая,
Тут капуста,
Там бурак.
Чуть головками качая,
Расцветает яркий мак.
— Чье? — спросил старик усатый,
Показав рукой вокруг.
— Это сделали юннаты!
— Это дело юных рук! —
Спеют тучные томаты,
Зреет яблоневый сад.
— Хороши у нас юннаты!
— Горожане говорят.
Все юннаты деловиты,
И любой всегда готов
Быть охраной и защитой
И создателем лесов.
Пусть от края и до края —
И в долинах и в горах
Сторона моя родная
Вся скрывается в садах!
Пусть советские ребята
Восклицают:
— Удальцы!
Вот юннаты так юннаты!
Вот умельцы! Молодцы!

Иосиф Исаакович Ликстанов Счастливо в гору! (из повести «Первое имя»)

К середине октября осень стала серой и плаксивой.

В день большого сбора зарядил дождь — равнодушный, надоедливый, уныло постукивающий по оконнице. Лишь к вечеру он затих, и Паня обрадовался: конечно, сбор состоялся бы в любую погоду, а все-таки без дождя лучше. Он снял с плитки закипевший чайник, собрал на стол, вскрыл пачку печенья, покрасивее разложил печенье на блюдечке, как это делала мать, и разбудил отца.

— Батя, пора чай пить, а то опоздаем…

— Не в моей привычке, — успокоил его отец и, садясь за стол, спросил у Пани, точно у начальника: — Как прикажешь одеться?

— В самое лучшее… — ответил Паня. — Мама твой синий костюм приготовила и рубашку белую… Галстук в клеточку — тот, который в Москве на Арбате купили. И все ордена, медали и значки отличника социалистического соревнования.

— Полный парад, значит… А не совсем мне рука. Из школы я в горком партии пойду на совещание пропагандистов. Будет народ удивляться, почему я в полной форме. Ну, ничего… Придется объяснить, что пионеры приказали… Много вас на сборе будет?

— Все отряды шестых классов… А ты, батя, речь скажешь, да?

— Ну, уж и речь… Оратор я неважный, не хвалюсь. Скажу ребятам о предоктябрьской сталинской вахте на руднике да о моем соревновании со Степаном Полукрюковым… Интересуются они этим делом?

— Еще как! У нас даже сводку вывешивают, кто лучше сработал. Вчера Степан Яковлевич вперед вышел, а ребята все равно говорят, что ты в соревновании не уступишь.

— Ну-ну! — остановил его отец. — Это, знаешь ли, дымом в небе да мелом в трубе писано.

Все шло без запинки до той минуты, когда отец увидел, что Паня протягивает ему недавно купленную зеленую велюровую шляпу. Эту шляпу отец почему-то сразу невзлюбил и надевал лишь по настоятельному требованию матери; но сейчас матери не было дома.