После того, как он восстановил дыхание, я заставила его пройти вместе со мной к дубам на краю поля. Солнце только поднималось над горизонтом, и после духоты и безумия ратуши, воздух был свежим и прохладным. Прислонясь к воротам, мы смотрели через поле на зарю, золотившую листья живой изгороди. Птицы копошились в буковых деревьях.
Уилл положил голову на скрещенные руки.
— Я всегда думал, как я буду вести себя, когда это произойдет?
— Ответ: прекрасно. В самом деле, более, чем хорошо.
Его голос звучал глухо:
— Нам придется еще раз подумать обо всем. Как жить, чем заниматься.
Вернувшись домой, я приготовила чай, который он жадно выпил.
— Давай посмотрим, что происходит на телевидении, — сказал он.
Но я остановила его.
— Нет, на данный момент с этим покончено.
Темные глаза казались тусклыми от горя.
— Пожалуй, ты права.
Хотя я знала, что он не ужинал он отказался от еды, и я повела его наверх. Он покорно ждал, пока я расстегивала рубашку и раздевала его. Его тело было влажным от пота, и он тяжело дышал.
Я легла рядом с ним в постель и обняла его.
Через несколько минут он провалился в тревожный сон, но я продолжала обнимать его, пока мои руки не онемели. Когда я не смогла больше терпеть, я оторвалась от Уилла и пошла вниз, чтобы позвонить Хлое.
Мне не сразу удалось разыскать ее, но в конце концов, я дозвонилась. У нее уже был поздний вечер, и в ее голосе звучал ужас, когда она взяла трубку.
— Мама? Ничего плохого не случилось?
— Ничего действительно страшного, но папа вчера вечером потерял свое место. Он хотел, чтобы я позвонила тебе.
— О, бедный папа. Он очень расстроен?
— Да. Он спит сейчас.
После того, как Хлоя убедилась, что ее семья не стерта с лица земли, ее голос зазвучал веселее.
— Он может заняться чем-то еще. Расскажи ему, что многие люди так делают. Это вполне в духе времени. Перемены пойдет вам на пользу. Скажи ему, что вам повезло и вы получили второй шанс.
— Дорогая моя девочка, я скучаю по тебе. Я хотела бы рассказать тебе о многих вещах, которые видела в Италии.
Меня поразило, что раньше я не разговаривала с Хлоей о нашей семье и ее истории.
— О, мама, я тоже по тебе скучаю… — она довольно долго болтала о пустяках, и только к концу разговора упомянула: — Мама, я тут встретила одного человека… его зовут Пол.
Я осмотрела свои владения. Привела в порядок кухню и проверила гастрономические и винные запасы. Без сомнения, Манночи явится к нам во главе толпы сторонников, а поражение возбуждает аппетит больше, чем победа. Я приготовлю тазик макарон, открою вино; мы сядем вокруг стола и будем обсуждать, что с нами произошло, пока не придем в форму и не предадим вчерашний день забвению. Тогда мы сможем двигаться дальше.
Я взяла ежедневник и пролистала его, борясь с искушением выдернуть из него страницы с перечнем рождественских мероприятий. Словно вырвать маленькую личную победу из челюстей общего поражения.
— Фанни?
Я оторвалась от дневника. Уилл стоял в дверях.
— Я здесь, — сказала я.
— Хорошо, — ответил он и, не в силах сопротивляться, исчез в гостиной, чтобы включить телевизор. Нация ликовала. Партия безмолвствовала. Соперники либо зализывали раны, либо благодарили избирателей с благочестивым или самодовольным видом (или с обоими выражениями одновременно).
Мы обсудили, чем это обернется для разных наших коллег, и на какой срок отодвинет мечту Уилла о посте Канцлера. Про себя я понимала, что Уиллу никогда не посчастливится реализовать этот проект, но сейчас говорить об этом не стоило.
— Я позвонила Хлое. Тебе приятно будет узнать, что она рассматривает наше поражение на выборах, как возможность второго шанса.
— Хитрая обезьяна, — сказал он и, криво улыбаясь, опустился на стул. — Но она права. — он болезненно нахмурился. — Я бы все отдал, чтобы увидеть ее.
— Хочешь еще чаю?
— Нет.
— Я тоже. — я наклонилась, чтобы осмотреть бутылки на винной стойке. — Я не хочу больше чаю. У нас есть прекрасное вино.
Теперь, когда Мэг здесь не было, я была свободна говорить подобные вещи.
Уилл затих.
Мы оба были заняты нашими мыслями — мои, в основном касались того, чем занять Уилла, пока он не почувствует себя лучше.
— Уилл, — мягко сказала я, — ты никогда не думал, чем хотел бы заняться, если на некоторое время станешь свободным человеком?
Он пожал плечами:
— Легко сказать…
Нельзя сказать, что Уиллу не хватало смелости, как раз наоборот. Но сейчас он мог думать только об одном. Я должна была убедить его, что направить свой интерес к другим предметам может быть интересно и вполне возможно.
Он подпоясался туже и затянул шнур на халате несколькими узлами.
— Что с тобой сделала Италия? — спросил он. — В какой-то момент мне показалось, что ты хочешь остаться там навсегда.
Я заменила бутылку Бордо в стойке — неудачный для Haut-Marbuzet 1997 год — и выпрямилась.
— Я могла бы, — сказала я. — Я думала об этом.
Он провел рукой по волосам, как будто в поисках прежнего Уилла, который был полон оптимизма и бодрости.
— Я бы сошел с ума, — сказал он. — Или запил бы.
— Неудачная шутка.
— Неудачная, — согласился он.