Хорошая жизнь

Эллу. Проговорив ее имя, Нечаев почувствовал укол стыда. За время, прошедшее после разговора с Анной Мелисон, он успел несколько раз обвинить ее в том, что случилось.

«Подло это, – говорил он себе теперь. – Обижаться на нее, и винить ее в чем-то лишь потому, что она дала тебе неправильный номер телефона. Элла ничем тебе не обязана!»

– Хорошо, я попробую разыскать ее контакты, – сказал Марк.

– Я твой должник.

Нечаев хотел было закончить разговор.

– Кстати, по поводу вложений, – вклинился Марк с прежней темой. – Ты надумал по поводу роботов?

– Да сейчас как-то не об этом голова болит, – честно признался Андрей.

– Ты на эту девчонку крепко запал. Думаешь, она того стоит?

Андрею нечего было ответить. Он и сам не знал.

– Ладно, подумай еще, но не тяни с этим!

Закончив говорить с другом, Андрей встал из-за стола и направился к панорамному окну. Вечерело, и город вспыхивал миллионами огней. В окнах соседнего здания, расположенного через дорогу, можно было рассмотреть жизнь в миниатюре. В одном из кабинетов, вольготно разложившись на широком письменном столе и позабыв опустить жалюзи, предавались любовным утехам мужчина и женщина. Двумя этажами ниже, включив настольную лампу, корпел над работой какой-то трудяга, а за стеной молодая девушка танцевала под звуки неслышимой для Андрея музыки. Танцевала она неспешно, наслаждаясь каждым своим движением.

Жизнь не давала никаких знаков. Она вообще не дает знаков, думал Андрей. Просто люди умеючи интерпретируют обыденные события, дабы подбодрить себя на исполнение какого-то дела, или, наоборот, отвлечь себя от всего и сорваться в пляс. Жизнь не имеет разметки, как шоссе, но имеет с дорогой нечто общее – она тоже однажды заканчивается.

13.

Закончил писать еще одну главу странной (или же вполне обыденной – это как посмотреть) жизни Андрея Нечаева я лишь под утро, когда голова нещадно гудела от алкоголя и тошнотворных мыслей о том, что жизнь заканчивается. Я словно стоял перед стеной, где большими буквами было написано: ТУПИК.

Опрокинув в себя виски со льдом – или, если бы его пил Нечаев, то напиток следовало называть Хемингуэй – и зажмурив глаза, я попытался забыть о том, что чуть позже явится этот чертов Притворщик, и что мне пора скорее убираться из дома. Чужого дома.

Вместе с этими мыслями я почувствовал, кроме слабости моральной, слабость и физическую. Все же, взял себя в руки и поднялся из-за стола. Подумал, что глупо было называть напитки в честь писателей в своей новой работе. Решил, что заменю все названия на обыкновенные: ром, виски, мартини, шампанское. Тогда придется переписать некоторые места. Все же, это черновик. Черновик «Хорошей жизни».

Придумав не слишком заковыристую причину, я попросил Олега приютить меня у себя на время. Тот, конечно, согласился, причем даже сделал вид, что рад факту временного сожительства. Но я-то знал, что жена его, Марина, не будет в восторге.

– Раз уж такое дело, – говорил Олег. – Конечно, поживи у меня, пока в твоей квартире делают ремонт. Но как же так вышло?

– В коммунальной службе мне сказали, что у соседей газ протекал какое-то время, – объяснялся я, сидя на заднем сидении такси. – Вот и рвануло. Хорошо хоть стены не сложились пополам…

– Ты прав! – ответил Олег. Где-то на фоне звучал голос его жены. – Ладно, приезжай.

Ну а куда я денусь? Приеду, поселюсь у вас на кухне и буду докучать твоей жене, которая с рождением первенца стала куда более озлобленной стервой, чем прежде. Или выселю вашего ребенка из его детской комнаты и лягу в его небольшую кроватку. Буду вашим ребенком. Жаль, в таком возрасте детей уже не кормят грудью. Прильнуть бы к груди этой стервы, Марины, и напиться ее соками…

Меня стало воротить от собственных мыслей. Словно вывернул регуляторы рефлексии и пошлости на максимум обеими руками. Поживи сам с собой таким, и начнешь понимать, почему многие люди просто не выносят одиночества.

– И впрямь взорвался газ? – осведомился водитель такси, чуть повернув голову в мою сторону.

– Да, – ответил я. – Где-то он, определенно, взорвался.

Жилой комплекс, в котором жили Олег с женой и ребенком, располагался на территории бывшего центрального аэродрома. Во времена допотопные его использовали для регулярных рейсов по стране и за рубеж, чуть позже – для испытаний новых самолетов, еще позже – для базирования самолетов частной авиации. Во времена недавние аэродром стал то ли музеем, то ли стоянкой для старых гражданских и военных самолетов. Там проходили время от времени какие-то мероприятия, а чуть позже и вовсе кому-то пришло в голову провести на летном поле музыкальный фестиваль.

Не прошло и десяти лет, как на территории аэродрома – немалой территории, окруженной спальными районами – выросли один за другим жилые комплексы с парковками, детсадами, школами и супермаркетами. И все по соседству с законсервированными боевыми истребителями. Смешались в кучу люди, кони… Самолеты, дети.