Чуть позже анкеты заменили на просмотр какой-то странной нарезки видеофрагментов. Старые фильмы, кадры из хроник. Это чем-то напомнило мне сцену из «Заводного апельсина» Стенли Кубрика – фильма из нынешней школьной программы. Не хватало только расширителей для глаз.
– На следующей неделе мы закончим, – сказал в конце вечера Юнг. – Юлиан, должен задать вам один вопрос: вы действительно хотите, чтобы программа закончилась?
– Конечно, – ответил я, чувствуя вкус к жизни слишком явно и нисколько не чувствуя суть вопроса.
Попрощавшись со Специалистом, я покинул кабинет и направился по длинному коридору к лифтам. Шел неспешно, так, будто боялся сделать очередной шаг. Стоя напротив дверей в ожидании лифта, я закрывал сначала один глаз, затем другой. Казалось, закрой я оба разом – так и упал бы на пол в просторном холле. Сон упорно валил меня с ног, но его как рукой сняло в тот момент, когда двери лифта открылись.
Не думаю, что я удивился бы меньше, пусть даже мое воображение было бы куда более покладистым, и я не сочинял бы строка за строкой чужую жизнь. Не думаю. Просто знаю, что девушка из моих ночных видений, из моих дневных переживаний, бывшая некогда лишь живой игрой моего воображения, теперь стояла прямо передо мной.
Она внимательно смотрела на меня, пока я, унимая дрожь, силился сделать хоть шаг. В какой-то момент я подумал, что длительное отсутствие сна вконец добило мой и без того хилый рассудок. Но запах ее духов, чуть сладковатый, был весомым доказательством моей вменяемости, и, соответственно, ее полноправной реальности и значимости в этом перевернувшемся вверх тормашками мире.
– Вы вниз? – спросила Элла, когда я вошел в кабину лифта.
– Мне кажется, что да.
Словил себя на мысли, что ответил дурно и неоднозначно. Но я думал не о том движении, что происходит, когда ее палец жмет на кнопку нулевого этажа. То, другое движение, не подчиненное законам физики, но подвластное законам химии тел и теории душ, уводило нас куда ниже по всем статьям и по всем правилам.
Мне думалось, что Андрей Нечаев – на редкость везучий парень, раз ему довелось почувствовать жар ее губ и сладость ее поцелуев. Такие девушки просто так не приходят в твою жизнь и не исчезают из нее бесследно. После себя они, если уж уходят, оставляют на память болезненное ощущение, будто кто-то стал писать историю твоей жизни, а потом резко бросил это дело без веских на то причин. Просто потому, что стало скучно.
– Нашли то, что искали? – задал я вопрос, ответ на который боялся услышать.
– Нет, – ответила она, улыбнувшись мне той вежливой улыбкой, которая ни на что не намекает. – Сказали, что на следующей неделе окончание программы.
«Каковы шансы? Да они ничтожно малы! – бунтовал я внутри. – Ведь если учесть, что Элла – всего лишь одна из десятков тысяч людей, обратившихся в «Спутники жизни» за последний месяц, какова вероятность того, что она – подходящий мне персонаж? И это даже если исключить из расчетов тот факт, что она… часть придуманной мною истории».
Она вышла из лифта и направилась в сторону парковку. Я же просто шел за ней, не имея какой-то конкретной цели. В конце концов она села на заднее пассажирское сидение такси, номер которого я запомнил, а вот лицо водителя не разглядел – стоял позади, и сквозь тонированное стекло видел только часть его затылка.
Когда электромобиль с Эллой скрылся из поля моего зрения, мне даже удалось спокойно выдохнуть. Хотелось одного – поскорее лечь спать.
14.
Нечаев встретился с Германом на следующий день после разговора со следователем. Случилось это в Ледовом дворце, сразу после тренировки, так что Андрей, приехав чуть раньше положенного времени, сумел застать Германа за делом, и нисколько не удивился, увидев на льду настоящего мастера, с грозной стремительностью несущегося к победе.
– Так что случилось? – спросил Герман, чуть позже вытирая взмокшее лицо полотенцем.
Они с Андреем сидели на зрительских местах, во втором ряду. По площадке медленно курсировала ледозаливочная машина.
– Элла, – только и сказал Нечаев.
Герман признался, что смутно помнил ее. До того вечера он и вовсе не был с ней знаком. На вечеринку она приехала в компании друзей. Обмолвились парой словечек, обменялись ни к чему не обязывающими улыбками. Она была «одной из», но никак не «той самой».
– Ты же знаешь, как оно бывает, – говорил Герман. – К тебе слетаются все, кому не лень проехаться за город и отведать бесплатной выпивки и закусок, а еще поиметь хороших знакомств. Рыночные отношения в эпоху посткапитализма…
– Ну а что насчет Макса Емельянова?
В ответ на очередной вопрос Герман широко улыбнулся.
– А ты, я смотрю, решил собственное расследование провести? Будто это у тебя дома труп нашли. Откуда такое рвение?
Андрей не стал рассказывать Герману о раскрывшихся буквально вчера деталях, которые побуждали его задавать один вопрос за другим. Отшутился, сказав, что ему просто скучно. Странная откровенность позабавила Германа.
– Ты же продаешь эмоции, – заметил он. – Припаси и себе немного, – Герман потер нос. – Или свой товар не употребляешь?