Хорошая жизнь

– Раз уж мы заговорили о «болезненности» любви, следует определить вот что: любовь – это не деменция, и не меланхолия, уж точно, – улыбнувшись, подметил Юнг. – Она, скорее, похожа на шизофрению. Мое субъективное мнение.

– Точно!

– Мне нравится ваш настрой, Юлиан. Вы непременно найдете ее.

Юлиан в этом и не сомневался. Он встал из кресла и протянул Специалисту руку.

– Но вы даже ее имя не знаете, – заметил Юнг. – Как вы планируете найти ее в таком большом городе?

– Все непросто, – с улыбкой заявил Юлиан. – И в то же время все чертовски просто.

Ничто во взгляде Притворщика уже не выдавало его былую сущность. Он изменился до неузнаваемости. Глядя на него, Юлиан все больше убеждал себя в том, что выбрал подходящий момент для решительных мер. Ведь он полагал, что хорошо знает самого себя. Знает, куда ударить побольнее. Понимал при этом, что может ошибиться.

Притворщик встретил Юлиана радушной улыбкой. Впустил в квартиру. Закрыл за ним дверь.

Юлиан огляделся. Ничего особо не изменилось в квартире, разве что в спальне на столе теперь лежали материалы для нанесения грима. Маски, изготовленные из дорогостоящего материала. Большое зеркало. Ваза с цветами.

– Пригодилось в хозяйстве, – сказал Притворщик.

Юлиан повел бровью. Эти слова он уже слышал от Нечаева. Но при чем тут Нечаев?

– Вжился в роль, да? – спросил он, касаясь одной из масок.

– Я же сказал, что завоевал эту роль, и планирую играть ее еще очень долго! – с воодушевлением ответил Притворщик. – Как сказал Оскар Уайльд, «жизнь – самый лучший театр, да жаль, репертуар из рук вон плох».

Материал маски очень уж напоминал Юлиану человеческую кожу. Задавать вопросы он не стал – не хотел получить шокирующие ответы.

– Зачем ты пришел?

Юлиану не хотелось спешить. Он прошагал по комнате. Встал к собеседнику спиной. Посмотрел в окно. Руки его тряслись, дыхание стало частым.

– Когда я был ребенком, у меня была собака, – начал он. – Дворняга. Умный пес, и, главное, преданный. Я тогда это качество не ценил так, как сейчас. В детстве многое воспринимаешь как само собой разумеющееся. Но преданность стоит многого. Любимый человек, или животное… Неважно. Преданность нельзя купить. Нельзя прописать в «программах». Нельзя украсть.

Притворщик хмыкнул.

– В школе, где я учился, был один парень. На несколько лет старше меня. Хулиган, как про него всегда говорили родители. Местный хулиган. Клише, стало быть.

Когда я думаю про человеческую жестокость, я непременно вспоминаю этого парня. Что-то в его взгляде выдавало эту жестокость. Он издевался над одноклассниками, и младшими детьми, вроде меня. Над животными. Уж и не знаю, почему он был таким. Причин может быть море, но факт остается фактом – жизни он никому не давал.

Однажды у нас случилась драка, из которой я, разумеется, не вышел победителем. Я по жизни не из тех людей, что побеждают. Из другого теста. И я нажаловался родителям, потому что ощущал свое бессилие. Ну, этого парня в итоге выперли из школы. Были, конечно, для этого и другие причины, но моя жалоба стала последней каплей.

Когда я нашел отрезанную голову своей собаки, я все понял. Я знал, кто был способен на такое. Этот парень решил таким образом отомстить мне за то, что я нажаловался.

– Чертовски трогательная история, – то ли с иронией, то ли на полном серьезе сказал Притворщик.

В любом случае продолжать слушать рассказ он не стремился.

– Это еще не все, – продолжая стоять спиной к собеседнику, сказал Юлиан и покачал головой.

– Ты дал ему сдачи?

– Нет. Я убил его. Но об этом никто не знает. Никто. Ведь он по собственному желанию нырнул в бассейн с акулой. Несчастный Евгений Капустин.

Повисла недолгая пауза.

– Так зачем ты пришел?! – Притворщик повысил голос.

– Сказать, что прощаю тебя за то, что ты сделал.

Притворщик нахмурился.

– Я не нуждаюсь в твоем прощении, Юлиан, – хмурость сменилась кривой ухмылкой. – Слабый не должен прощать сильного за то, что тот – сильный. В этом нет никакой логики. И что ты там делаешь?

Юлиан держал что-то в руках, но Притворщику не было видно, что именно.

В следующую секунду Юлиан развернулся. Дуло пистолета с глушителем было направлено на Притворщика. Тот машинально отпрянул назад. Ближе к стене.

– Все мы нуждаемся в прощении.

Притворщик ухмыльнулся.

– Ты не выстрелишь…

Но Юлиан выстрелил. Закрыв глаза, потея от страха – все же выстрелил. Пуля прошила ногу Притворщика, и тот, завопив и скривившись от боли, упал на пол.

– Сукин ты сын! – прошипел он.

Юлиану не хотелось спешить. Особенно теперь, когда ситуация была полностью под его контролем.

Он медленно подошел к Притворщику, присел на колени. Тот зажимал рану, из которой фонтаном била кровь.

– Пару лет назад я писал книгу про убийцу, страдающего раздвоением личности, – сказал Юлиан, едва сдерживая дрожь голоса. – Нечто вроде истории доктора Джекилла и мистера Хайда. Только в новом формате. Столько раз я проигрывал подобные сцены, думал о том, какие чувства испытывает убийца перед тем, как выстрелить в человека. А все оказалось на редкость быстро. Нажал на спусковой крючок – и готово. Никаких мыслей. Ничего.