Нестор качает головой, когда полицейские приказывают ему зарыться мордой в грязь. Он к этому не привык. Говорит, что они не знают, с кем связались. Но полицейским все равно.
И вот успешный шоумен закован в наручники. Точно так же, как и его мать. Громила и водитель уже сидят на земле. У первого рассечена бровь и краснеет кожа на твердом, будто бы выструганном из дерева лице. Он пытался сопротивляться. Второму тоже не поздоровилось.
Буря закончилась так же стремительно, как и началась. Нечаев попытался выискать взглядом Эллу, но она уже находилась в полицейской машине…
Сознание медленно покинуло Андрея. Полицейские словно и не заметили, что он ранен. В суматохе, в условиях недостаточной освещенности он был лишь еще одним подозреваемым.
11.
– Не везет тебе с девушками…
Голос звучал отдаленно, так, будто человек разговаривал в другом помещении.
Поначалу Нечаеву показалось, что так оно и есть. Он с трудом понимал, где находится, ведь открыть глаза сталось для него задачей не из легких.
Но вот он увидел свою руку, и больничную койку, на которой лежал. Постельное белье в мелкий горошек. Бесцветные стены. И никого рядом.
Резкий запах лекарств. Странно, что к запахам не привыкаешь, пока находишься без сознания. Но сколько времени прошло? И что случилось после того, как нагрянула полиция?
– Признаюсь, на описание момента пробуждения в больнице меня подтолкнул собственный жизненный опыт. Это, знаешь, как чесотка – не отпускает, пока не почешешь. С сочинительством так же. Хочется избавиться от своего опыта. Даже нет, не избавиться… поделиться им с другими. Или… закрепить, что ли. Недаром ведь люди пишут дневники.
Нечаев повернул голову. Он увидел сидящего на стуле рядом с больничной койкой Юлиана. У того в руке был шприц.
– Я вот дневники никогда не писал. Не знаю, просто не взял за основу, – Юлиан помедлил, облизнул губы. – Скажи, ведь это чувство, когда ты просыпаешься в больнице и понимаешь, что все началось сначала – оно ни с чем не сравнимо, да? Хотя, пожалуй, оно похоже на пробуждение ото сна. Сон, который все никак не закончится.
Казалось, что Юлиан разговаривал сам с собой. Он только иногда бросал довольный взгляд на Нечаева, морщившегося от накатывающей боли. Все верно. Все сначала.
– Хорошо я придумал, да? – задался вопросом Юлиан. – Ложный финал…
– О чем ты говоришь? Что у тебя в руках?
Голос Нечаева трещал. По груди распространялась боль. Похоже, пуля добротно сделала свое дело.
– Я говорю о том, что ничего не кончено. А в руках что? Ничего у меня нет.
Если бы в палате был еще кто-нибудь, подумал Нечаев, то он немало удивился бы словам Юлиана. Безумец. Что он себе такое придумал? Выдуманный мир? Парк развлечений, где по каруселям носятся человеческие судьбы?
И где этот чертов шприц?!
– Леоновым станут предъявлять обвинения. Их удачное прикрытие начнет рассыпаться после того, что произошло в парке развлечений Нестора. Раненый человек, девушка в багажнике. Поначалу в расход пойдут пешки вроде того громилы, что стрелял в тебя…
«Но откуда он знает, кто стрелял в меня?»
Нечаев почувствовал, как по спине прошел холодок.
– После выдвинут обвинения против Нестора. Его мать будет недовольна. Впрочем, это не столь важно. Люди перестанут пропадать. И все благодаря тебе.
– Зачем ты здесь? – спросил он.
– Затем, что я просто обязан поделиться с тобой информацией. Ты – главный герой моего романа. Человек, у которого хватило смелости. Ты мне нравишься, и я на твоей стороне. Хотя это, безусловно, плохо, ведь автор должен сопереживать в равной степени и протагонисту, и антагонисту. Впрочем… всю эту теорию пишут неудачники. Настоящие профессионалы придумывают истории. Целые миры.
Пауза трещала лампой дневного света.
– Что я хотел сказать… Леоновы не выйдут сухими из воды. Уже нет.
– Что с Эллой? – перебил Нечаев.
– Она лежит в палате номер одиннадцать. Ей вкачали большую дозу транквилизаторов, так что какое-то время она провела без сознания. Когда проснулась, лучше не стало. Она истощена. Морально и физически. Но она поправится. Так, по крайней мере, говорят врачи. А они много чего могут сказать. Например, что у тебя меланхолия…
«Не слушай его! – кричал внутренний голос Нечаева. – Он просто псих. Ненормальный. Пристал к тебе, как банный лист, и ничего с ним не поделать. Просто заставь его отвалить…»
– Отвали! – закричал Андрей, словно сам не свой.
– Не противься, – спокойно сказал Юлиан. – Я ведь мог написать эту историю иначе. Я мог превратить эту палату в камеру заключения. Мог уменьшить ее до размеров гроба. Пуля могла попасть не в грудь, а в голову. Или Элла могла погибнуть…
Нечаев дернулся в желании нанести удар, но боль заставила его остановиться.
– Я могу переписать что-нибудь. Все, что ты захочешь.
Юлиан достал из сумки, которая лежала рядом, кипу листов и ручку.
– Давай. Я слушаю тебя. Мой герой.
Нечаеву казалось, что он сходит с ума. Его раздражал вид сумки, в которой хранилось невесть что. Записки сумасшедшего.
За окном было темно, и из-за закрытой двери не доносилось ни звука. Словно в мире остались лишь они вдвоем, и больше никого.