Хорошая жизнь

С детства меня долбили магической фразой «так должно быть в семье». В семье всегда должно как-то быть, как-то хорошо, «мы ведь семья». Но несмотря на магию этих слов в семье не было самого главного, любви. В семье я официально числилась уродом, потому что уехала в монастырь, не поступила на юридический факультет, не стала в представлении семьи приличным человеком. А приличные люди, это, в первую очередь, образованные перфораторы. Поскольку, семье, в общем-то, не было дела до меня, мне не было дела до семьи. Мои родственники стремились продвинуться по карьерной лестнице, чтобы «чего-то добиться в жизни». Чтобы стать обеспеченными, чтобы стать приличными. И никто из них ничего не добился не только в моем представлении, но и в представлении собственном.

Бабуся умерла в одиночестве и темноте, оставленная нами, детьми, которых боготворила. Ради которых лишилась трудового стажа и которых всегда учила тому, что нужно учиться. Моя мать, окончившая школу с золотой медалью, а университет с красным дипломом, спилась и была убита. Отца не спасли два высших образования и первый в городе кооператив. Ему не помог опыт создания успешных предприятий, ничто не удержало его от падения. Если бы он не пил, у него не начался бы цирроз. Он умер в пустоте, среди тех, кто его не любил, среди тех, кого не любил он. Мачеха трижды выходила замуж. Четвертый раз отметила для себя последним и, чтобы не остаться без денег с несовершеннолетним ребенком, чтобы удержать свое четвертое замужество, начала искусственно оплодотворяться. Она все та же содержанка, какой была, и ее четвертое замужество единственная надежда на обеспеченную старость. Сестра отца, подходя к шестидесятилетию, все же оставила попытки найти мужа. Теперь она в маразме занимается крохоборством. Считая себя приличным человеком, моя добрая тетя потратила деньги дочери на расширение своей жилплощади. И никакие разумные доводы не могли принудить ее вернуть деньги, даже тот довод, что потратила она деньги, которые были отложены на покупку квартиры для дочери. Ее дочь, моя двоюродная сестра, та самая, хранящая чайный сервиз, в возрасте Веры обрела габариты рояля. Ее муж настоящий полковник. У них нет и уже не будет детей, а все что есть, это много тела, чтобы выпить водку и вспомнить прошлое. Сестра моей матери, народная артистка Молдавии, тихо спивается пятнадцать лет. Моя мать спивалась громко, а ее сестра спивается тихо, как и положено народной артистке. Она выжила из ума, намыливает у себя в доме дверные ручки, протирает спиртом кухонную утварь. Ее муж, тоже народный артист, ушел от нее потому, что она отказывалась заниматься с ним сексом. По ее мнению это было не гигиенично. Он тоже теперь спивается, но не в операционной. Старшая дочь маминой сестры очень амбициозна и критически тупа. Она неврастеничка, не переносит мужчин, потому что от них у нее лишь проблемы. Не переносит женщин, потому что они для нее соперницы. Ей не нужны дети, ей не нужны люди. Когда я видела ее последний раз, то подумала, что она сама себе не нужна. Младшая дочь маминой сестры выпила три упаковки бисептола, чтобы больше нечего было стерилизовать. С тех пор на внутренних органах у нее язвы. И у нее проблемы во взаимоотношениях с людьми. Та же неврастения и подозрительность, та же подмена личной жизни работой, которая не приносит ни денег, ни счастья.

К чему бы мои родственники ни стремились, они всегда шли вниз, думая, что идут наверх. Они отказывали себе в мелочах и вещах крупных. Ради будущего, ясное дело. Они жили «как все», всегда делали то, что нужно, и никогда не делали другого. Никем не стали. В их систему координат вкралась чудовищная ошибка, но мысль о том, что можно стать приличным человеком посредством хождения по кабинетам социального кондоминиума, была очень привлекательной. Они пристально вглядываются во вчерашний день, где же ошиблись-то. Где только ни ошиблись. Сами сделали из себя клише. Не заметили явного противоречия между желанием «быть как все» и «чего-то добиться в жизни». А если уж «стать приличным человеком», так это и вовсе третий путь. Поэтому я, официальный урод, всегда делавший не то, что нужно, оказалась единственно благополучной в нашей странной семье. В семье мещанства и маразма. В семье полуживых и мертвых. В семье пьющей, чтобы забыться, и пьющей, чтобы вспомнить. Не без цыганского табора в голове, зато не в жерновах «так положено». Со смертью отца для меня закончилась история семьи. Внутри меня покоятся три родных человека. Я с трудом несу эту внутреннюю усыпальницу и не хочу знать, как обстоят дела с мылом у моей тети.

Здоровый сон