Читаем Хорошенькие не умирают (сборник) полностью

Мне же кажется, что жизнь стоит тратить только на поиски того, без чего не можешь: города, человека, если угодно – платья или дома. А как найдёшь – непременно брать, а не учиться без этого обходиться. От остального же избавляться. В уютных южных городах часто происходит восхитительный круговорот вещей: каждый день на улицу выставляют почти новые столики, комнатные цветы, диванчики, пылесосы и книги. И буквально через час всему находится хозяин, который с новым креслом чуть приближается к своему представлению о правильном доме. И стоит ли горевать о городах и людях, которых покидаешь, они же не старая мебель, обязательно пригодятся кому-то для счастья.

И даже если не получится никого найти взамен, всё равно останутся светлый, почти пустой дом и заяц, умеющий смеяться над пропастью.

Эпилог

Три белых чашки были у меня, три белых чашки.

Первую я подарила самому близкому другу, но разозлилась на него и разбила. А потом купила ему новую, точно такую же. Я хотела, чтобы чашка осталась бессмертной, и она осталась, а он не сумел.

Вторая раскололась в ресторане. Мужчина, который нравился мне до обморока, сидел напротив, и я, в конце концов, протянула руки и потрогала его ладони. В зале никого, кроме нас, но с барной стойки вдруг упала чашка и разлетелась на куски. А кроме этого между нами ничего не было.

А третья случилась прошлым летом.


От этого человека я хотела только одного: увидеть его. Как удивительно истончаются и истрёпываются желания… или нет, наоборот – как они скручиваются в тугой жгут. Поначалу хочешь всего – ухаживаний, заботы, близости, но когда долго не получается, выкристаллизовывается одна мучительная необходимость: посмотреть. Увидеть его живым, убедиться, что он точно существует, успокоиться рядом с ним, придержав своё сердце, попасть в его ритм – а он медленней моего, я знала. Была уверена, хотя до того мы не виделись ни разу.

Когда собираешься исполнить то, к чему стремится душа, следует тщательно подготовиться – как подготавливает харакири самурай, потерявший хозяина. Ведь лишившись желания, я тоже останусь без хозяина, без воли, направлявшей меня несколько месяцев.


Я выбрала узкую тропу над ущельем – за два с половиной часа до поезда, на котором он уезжал далеко и надолго. Немного твёрдой земли между нигде и никогда, чтобы успеть всё и не успеть ничего.

Выбрала уродливое сетевое кафе возле вокзала – это место не имело ни души, ни своего состояния, способного сбить мои настройки.

Выбрала платье, настолько тонкое и простое, что сразу о нём забыла. Туфли же были на высокой платформе, чтобы идти, не расслабляясь, иначе я могла упасть с узкой тропы. А так чувствовала каждый шаг и каждую минуту из двух часов.

И выбрала подарок.

Один из моих камней – я храню некоторые свои дни в камнях, чтобы не забыть.

Чай, который он любит.

Шоколад, который люблю я.

Книгу с плетёной закладкой на той странице, которая предназначена для него.

Завернула в белый шёлк и наживо, без узлов, прошила золотистой нитью.

За такие вещи должно быть стыдно, ведь красиво до пошлости, не хватает только локона и засушенного цветка. Но перед тем как выпустить себе кишки, самурай пишет хокку, где каждое слово выверено на весах, и никто из остающихся в живых не смеет оценивать его выбор. Ирония и вкус – для тех, кто останется на берегу.


Я его не запомнила. Живой человек настолько больше твоих ожиданий от него, что сразу переполняет все ресурсы памяти и перехватывает управление. Ты его не видишь, потому что оказываешься внутри. Не знаю, как объяснить.

Зато я помню, как шло время: очень медленно в первые полчаса и стремительно в следующие полтора. И когда время было медленным, случилось вот что.

Нам принесли чай, он взялся налить его в толстую белую чашку из простого фаянса. Вода текла, как молоко в «Обыкновенном чуде», как секунды между нигде и никогда – текла и безбожно переливалась на блюдце. «Надо же, какой у чувака тремор».

Но это не руки дрожали («Вы говорили, то шкворчит ваше сердце, а то шкворчала ваша папироска!»), это в стенке чашки, ближе к донышку, оказалась небольшая неровная дыра. Как можно было так её прострелить, не разбив, я не знаю. Зато я точно узнала, что больше мы не увидимся. И с этой минуты время пошло очень быстро.

Большие города

Москва

На днях Интернет поразил сообщением, что «Звёздный мальчик», ледяной красавчик из детства, работает сейчас где-то в Москве в похоронном бизнесе. Я бы дала ему себя похоронить разочек, знаете ли. Только ведь не доживёт, скорее всего, или будет не в том состоянии, в каком хотелось бы иметь его на своём бенефисе. Я-то намерена пробыть тут до девяноста, меньше и затеваться не стоило.

В конце концов, если можно приглашать кумиров юности на корпоративы, свадьбы и дни рождения, отчего бы и напоследок не звать их к телу? Я не увижу, но сама мысль приятна. Идея не страннее, чем любое завещание о порядке церемонии, с этим вашим скуриванием праха или развеиванием по ветру в труднодостижимых местах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза