– На самом деле я хотел спросить, не желаете ли вы с Джой прокатиться?
В груди снова сжало. Мы с Джой никуда не ездили с момента выписки, кроме как на осмотр в больницу.
– Куда поедем? – стараясь говорить небрежно, спросила я.
– Вниз по берегу, – ответил он расхожей в Филадельфии фразой. – Просто немного прокатимся.
Это звучало очень мило. И ужасно.
– Я не уверена, – протянула я с сожалением, – что Джой готова.
– Она не готова или ты не готова? – услужливо уточнила мама.
Я послала ей еще более пристальный предупреждающий взгляд.
– Я буду с тобой, – сказал Питер. – Окажу любую медицинскую помощь, если она понадобится.
– Езжай, Кэнни, – подбодрила мама.
– Тебе пойдет на пользу, – не отставала Таня.
Я внимательно на него посмотрела. Питер сверкнул улыбкой. Я вздохнула, понимая, что проиграла.
– Но только недолго, – уточнила я.
Питер кивнул и с робостью школьника поспешил мне помочь.
Конечно, сразу мы никуда не отправились. Сборы заняли сорок пять минут. В багажник отправились три сумки, полные подгузников, шапочек, носков, свитеров, бутылочек, одеял и разнообразных детских принадлежностей, и коляска. Затем Джой торжественно была пристроена в детском кресле, я села на пассажирское место, Питер устроился за рулем, и направились к побережью Джерси.
Мы с Питером болтали сначала о его работе, о Люси и Макси и о том, как жизнь Энди на самом деле оказалась в смертельной опасности, когда он разнес в пух и прах один из знаменитых старых рыбных домов Филадельфии, который десятилетиями играл на репутации и подавал поганый черепаховый суп.
За разговором мы свернули на скоростную автомагистраль Атлантик-Сити. Питер заговорщицки улыбнулся, нажал кнопку на панели управления, и крыша над нашими головами сдвинулась.
– Люк! – воскликнула я.
– Подумал, тебе понравится.
Я оглянулась на Джой, уютно устроившуюся в детском кресле, прикидывая, не будет ли ей слишком дуть. Но, судя по виду, ей очень нравилось. Маленькая розовая ленточка, которую я завязала у нее на голове, чтобы все знали, что она девочка, покачивалась на ветру, и ее глаза были широко открыты.
Мы добрались до Вентнора и припарковались в двух кварталах от пляжа. Питер развернул сложную коляску Джой, пока я вытаскивал ее из машины, завернул в большее количество одеял, чем того требовал теплый сентябрьский день, и усадил.
Не торопясь мы спустились к воде. Я толкала коляску, Питер шел рядом со мной. Солнечный свет, чудесный и густой, как мед, путался в моих волосах, придавая сияние.
– Спасибо, – сказала я.
Питер дернул плечом. Он выглядел очень смущенным.
– Я рад, что тебе понравилось, – ответил он.
Мы гуляли по дощатому настилу – вверх двадцать минут, столько же обратно, потому что я не хотела, чтобы Джой находилась на улице дольше часа. Вот только соленый воздух, казалось, ее не беспокоил. Она быстро заснула, ее маленький ротик, похожий на бутон розы, приоткрылся, розовая лента развязалась, а тонкие каштановые волосики завились вокруг щек. Я наклонилась ближе, чтобы услышать ее дыхание и проверить подгузник. Она была в порядке.
Питер вернулся ко мне с одеялом в руках.
– Хочешь посидеть на пляже? – спросил он.
Я кивнула. Он развернул одеяло, я отстегнула Джой, мы спустились поближе к воде и сели там, наблюдая, как разбиваются волны.
Я зарылась пальцами ног в теплый песок, рассматривая белую пену, сине-зеленые глубины, черный край океана на горизонте, и подумала обо всем, что оставалось скрыто: акулы, голубые рыбы и морские звезды, киты, поющие друг другу, таинственные формы жизни, о которых я никогда не узнаю.
Питер накинул мне на плечи еще одно одеяло и позволил своим рукам задержаться на несколько секунд.
– Кэнни, – осторожно начал он, – я хотел тебе кое-что сказать.
Я ободряюще улыбнулась.
– В тот день, на Келли-драйв, когда вы с Самантой гуляли… – Питер осекся, кашлянул.
– Я помню, – кивнула я. – Продолжай.
– Как бы сказать… я на самом деле вообще-то не занимался бегом.
Я озадаченно покосилась на него.
– Просто я помню, ты в классе говорила, что ездишь туда на велосипеде и ходишь гулять, а я понимал, что не могу тебе позвонить…
– И ты начал бегать?
– Каждый день, – признался Питер. – Утром и вечером, а иногда и в обеденный перерыв. Пока не увидел тебя.
Я откинулась назад, удивляясь его упорности. Сомневаюсь, что я бы смогла заставить себя бегать, как бы сильно ни хотела увидеться с кем-то.
– Теперь у меня перекачаны голени, – пробормотал он, и я расхохоталась.
– Так тебе и надо, – отсмеявшись, сказала я. – Мог бы просто позвонить.
– Не мог, – возразил он. – Прежде всего ты пациентка…
– Была пациенткой…
– И ты была, гм…
– Беременна от другого мужчины, – подсказала я.
– Ты ничего не замечала! – воскликнул Питер. – Совершенно не замечала ничего. Это было самое плохое! Я мечтал о тебе, качал ноги…
Я снова захихикала.
– Сначала ты грустила из-за Брюса, который, и даже я это ясно видел, тебе совсем не подходил…
– Едва ли ты был объективен, – хмыкнула я, но он продолжал:
– Потом ты улетела в Калифорнию, и это тоже не для тебя…
– Калифорния очень классная! – встала я на защиту Западного побережья.