Я дважды перечитала статью. Поправила знаки препинания и многочисленные опечатки. А потом удовлетворенно потянулась, положив ладони на поясницу. Я посмотрела на своего ребенка, который начинал походить на настоящего младенца человеческого вида, а не на какой-то миниатюрный, колючий гибрид фрукта и человека.
Я посмотрела на себя: бедра, грудь, ягодицы, живот, все проблемные зоны, глядя на которые я когда-то отчаивалась, тело, которое вызывало у меня такой стыд, и улыбнулась. Несмотря ни на что, со мной все будет в порядке.
– У нас обеих, – сказала я Джой, которая не пошевелилась.
Я позвонила в справочную, а затем набрала нью-йоркский номер.
– Здравствуйте, редакция «Мокси», – раздался жизнерадостный голос секретаря.
Мой голос ни на мгновение не дрогнул, когда я попросила главного редактора.
– Могу я поинтересоваться целью звонка? – пропела секретарь.
– Меня зовут Кэндис Шапиро, – проговорила я. – Я бывшая девушка ведущего вашу колонку «Хороши в постели».
Я услышала резкий вздох на другом конце провода.
– Вы К.? – прошептала девушка.
– Кэнни, – поправила я.
– О боже! Вы, настоящая?
– Во плоти, – хмыкнула я.
Это было даже забавно.
– Вы родили ребенка? – спросила секретарь.
– Именно это я и сделала, – улыбнулась я. – Сейчас она рядом, спит.
– Ой, ничего себе, – пробормотала девушка. – Знаете, нам всем было так интересно, чем все закончилось.
– Я поэтому и звоню, – ухмыльнулась я.
20
Что хорошо в церемониях наречения еврейских новорожденных девочек, так это то, что они не привязаны к определенному времени. Мальчикам надо сделать обрезание в течение семи дней. Девочке ты можешь провести церемонию в шесть недель, три месяца, когда угодно. Это новая услуга, немного в свободной форме, и раввины, которые нарекают детей, как правило, сговорчивы, как люди Новой эпохи.
Джой была наречена тридцать первого декабря, прекрасным зимним утром в Филадельфии. Одиннадцать часов утра, а за этим последовал поздний завтрак.
Моя мать была в числе первой волны прибывших.
– Кто моя большая девочка? – Она ворковала, поднимая Джой из кроватки. – Кто мой комочек радости?
Джой усмехнулась и замахала руками. «Моя прекрасная дочь», – подумала я, чувствуя, как при виде ее у меня перехватило горло. Ей было почти восемь месяцев, и все равно мне казалось, что она чудо.
И даже незнакомые люди говорили, что она была удивительно красивым ребенком, с персиковой кожей, широко раскрытыми глазами, крепкими ручками и ножками, покрытыми мягкими складочками, и удивительно счастливой аурой.
Я выбрала идеальное имя. Если она не была голодна или ее подгузник не был мокрым, Джой всегда улыбалась, всегда смеялась, внимательно наблюдая за миром своими широко раскрытыми, внимательными глазами. Она была самым счастливым ребенком, которого я знала.
Мама передала дочь мне, затем импульсивно потянулась и обняла нас обеих.
– Я так вами горжусь, – сказала она.
Я крепко обняла ее в ответ.
– Спасибо, – прошептала я, жалея, что не могу ей сказать всего, что хотела, не могу поблагодарить за то, что она любила меня, когда я была девочкой, за то, что отпустила меня, когда я стала женщиной.
– Спасибо, – повторила я.
Мама в последний раз обняла меня и поцеловала Джой в макушку.
Я наполнила белую ванночку теплой водой, искупала дочку. Она ворковала и кудахтала, когда я выливала на нее воду, мыла ноги, ступни, пальцы, ее милую попку. Я натерла ее лосьоном, посыпала пудрой, облачила в белое вязаное платье и надела на голову белую шапочку с вышитыми по краям розами.
– Малышка, – прошептала я на ушко дочери. – Малышка Джой.
Джой взмахнула кулачками в воздухе, как самый маленький в мире триумфатор-спортсмен, и пробормотала цепочку слогов, как будто она разговаривала на языке, который никто из нас не знал.
– Можешь сказать «мама»? – спросила я.
– А-а-агр! – объявила Джой.
– И близко не угадала, – засмеялась я.
– О! – ответила она, таращась на меня ясными глазенками, как будто понимала каждое слово.
Затем я передала ее Люси и пошла сама принять душ, привести в порядок волосы и лицо, попрактиковаться в речи, которую писала несколько дней.
Я слышала, как звенит дверной звонок, дверь открывается и закрывается, люди заходят внутрь. Первыми приехали курьеры с едой, вторым пришел Питер с двумя коробками, завернутыми в серебристую бумагу, и букетом роз.
– Это тебе, – улыбнулся он, ставя цветы в вазу.
Питер выгулял Нифкина и разобрал чистую посуду из посудомойки, пока я заканчивала приводить все в порядок.
– Какая прелесть, – восхитилась одна из доставщиц еды. – Не думаю, что мой муж вообще знает, где в доме находится посудомойка.
Я благодарно улыбнулась, не став ее поправлять. Все было слишком запутанно, чтобы объяснять незнакомым людям… Примерно как сказать, что я провела весь день в одежде задом наперед.
Сначала приходит любовь, потом брак, потом ребенок в детской коляске. Даже маленькие дети знали, что все должно происходить именно так. Но что я могла поделать? Что случилось, то случилось. Я не могла изменить свою историю. И если именно так у меня появилась Джой, то я и не хотела ничего менять.