Хороши в постели

Я вошла в гостиную с Джой на руках. Там была Макси, она улыбнулась мне, помахав рукой. С ней стояла Саманта, а рядом улыбались моя мама и Таня, Люси и Джош, Бетси и Энди с женой Эллен и две медсестры из больницы, которые заботились о Джой. В другом углу расположилась Одри, одетая в безупречный накрахмаленный льняной костюм кремового цвета. Питер стоял рядом с ней. Все мои друзья.

Я прикусила губу и опустила глаза, чтобы не заплакать. Раввин попросил тишины, затем пригласил четырех человек выйти вперед, держать хупу. Бабушкина, узнала я прекрасное старое кружево со свадеб моих двоюродных братьев. Это была хупа, под которой я бы вышла замуж, если бы все в моей жизни шло по порядку.

На церемониях наречения хупа предназначена для того, чтобы укрыть ребенка, а также мужа и жену. Но я заранее договорилась, и по просьбе раввина все столпились под хупой вместе со мной. Я решила, что моя малышка получит свое имя в окружении всех людей, которые любили и поддерживали нас, и раввин согласился, что эта мысль прекрасна. Джой не спала и была настороже, сияя, как будто знала, что находится в центре внимания, как будто не было никаких сомнений в том, что это именно то место, где она должна быть. Нифкин вежливо сел у моих ног.

– Приступим? – спросил раввин.

Он произнес короткую речь об Израиле и еврейской традиции и о том, как Джой приветствовалась в религии, переданной от Авраама, Исаака и Иакова, а также Сары, Ребекки и Лии. Раввин произнес благословение, произнес молитву над хлебом и вином, вымазал салфетку в Манишевице и прижал ее к губам Джой.

– О-о-о! – Джой хихикнула, и все засмеялись.

– А теперь, – сказал раввин, – мать Джой, Кэндис, расскажет, как она выбрала это имя.

Я сделала глубокий вдох. Джой посмотрела на меня широко раскрытыми глазами. Нифкин очень тихо прижался к моей ноге. Я вытащила из кармана записную книжку.

– Этот год меня многому научил, – начала я, сделав глубокий прерывистый вздох и велев себе не плакать. – Я узнала, что не всегда все случается, как ты планировал или, как думал, должно быть. И я узнала, что иногда события идут не так, как надо, не всегда исправляются или собираются вместе так, как было раньше. Я поняла, что некоторые сломанные вещи остаются сломанными, и я поняла, что ты можешь пережить плохие времена и продолжать искать лучшее, пока у тебя есть люди, которые тебя любят.

Я замолчала, утирая глаза.

– Я назвала свою малышку Джой, потому что она – моя радость. И Лией в честь отца ее отца. Его вторым именем было Леонард, и он был замечательным человеком. Он любил свою жену и своего сына, и я знаю, что он тоже любил бы Джой.

На этом я закончила. Я плакала, Одри плакала, моя мама и Таня обнимали друг друга, и даже Люси, которая, как правило, не реагировала в грустных случаях («это все антидепрессанты», – объясняла она), вытирала слезы. Раввин наблюдал за всем этим с ошеломленным выражением на лице.

– Что ж, – неуверенно произнес он. – Приступим к трапезе?

После бейглов и салата с белой рыбой, сдобного печенья, яблочного пирога и нескольких мимоз; после того, как Нифкин съел полкило лосося и его вырвало за унитазом; после того, как мы открыли подарки, и я потратила пятнадцать минут, убеждая Макси, что Джой, такой замечательной и веселой, нитка жемчуга не понадобится по крайней мере до восемнадцатилетия; после того, как убрали оберточную бумагу и остатки еды, а мы с малышкой вздремнули, Питер, Джой и я спустились к реке, чтобы дождаться конца века.

Я понимала, что мне хорошо, пока укладывала Джой в коляску. Началась подготовка к съемкам моего фильма. Моя версия статьи «Любовь с пышной дамой» вышла в ноябре, заменив колонку Брюса. Как сказала мне главный редактор, реакция была ошеломляющая. Каждая женщина, которая когда-либо чувствовала себя слишком большой, слишком маленькой, слишком уродливой или странной, чтобы вписаться в рамки общества или быть достойной любви, написала, чтобы похвалить мое мужество, осудить эгоизм Б., поделиться своими собственными историями о том, как быть большой женщиной в Америке, и пожелать всего наилучшего малышке Джой.

– Я никогда подобного не видела, – сказала главный редактор, описывая груды почты, детских одеял, детских книг, плюшевых мишек и различных религиозных и светских талисманов удачи, которые заполнили почтовую комнату «Мокси». – Может, вы захотите регулярно писать для нас?

Она все продумала – я буду делать ежемесячные сводки с фронта матери-одиночки, постоянно обновляя информацию о своей жизни и жизни Джой.

– Я хочу, чтобы вы поведали миру, каково это – жить своей жизнью, в своем теле. Работать, встречаться, уравновешивать своих одиноких друзей обязанностями матери, – сказала она.

– А что насчет Брюса? – вопрос вырвался сам собой.