Попутчик начинает тараторить:
— ЯнезнаюктоВы. НоуВаснеприятности. Этобывает. Можетбытьрасскажите, япомогу, еслиэтобудетвмоихсилах. Нельзяподдаваться состояниюаффекта и поступатьопрометчиво. Яобещаю, чтопомогу.
После непродолжительного молчания, обдуваемого ветром и озвучиваемого лишь ревом двигателя, водитель спокойно произносит:
— Вы, что, Господь?
— Нет… зачем… я — хирург… врач… у меня связи…
— Почему тогда Вы, вдруг, решили мне помочь, почему приняли слишком близко к сердцу мое решение. Мы незнакомы… Разве я могу Вам верить? И можно ли вообще верить, разумно ли это? — задумчиво, откуда-то издалека изрек водитель.
— Я знаю, у Вас депрессия, это явно. Мой лучший друг — психиатр, вот такой мужик (попутчик сует водителю под нос кулак с оттопыренным большим пальцем), проблем не будет.
— Разве есть доктора, способные вылечить подгнившую совесть, забродившую душу?
— Нет, но мой друг — профессионал высокого класса, он такие чудеса творит, Вы даже не представляете! Помню, как-то он рассказывал об очень похожем случае из своей практики…
— Только не надо пересказывать. Я здоров. Приехали — Вам выходить.
Машина тормозит.
— Я не могу Вас оставить. Здесь. С ним, — он оборачивается и указывает подбородком на ружье — А как же ваша жена? Дети, родители? Вы подумайте минутку, что будет? Поставьте себя на место кого-нибудь из них, — шантажировал неугомонный врач.
— У меня никого нет, — человек за рулем курил в приспущенное стекло.
— Дык, может быть, в этом-то и коренится проблема? Дотяните до завтра, а там все найдутся.
— Завтра? Найдутся? Ну, если только какие-нибудь случайные дети. А Вам-то что?
— Любой нормальный человек на моем месте скажет, что это грех и это ужасно. А я, как врач, скажу более: там не будет ничего, кроме бессмысленного мрака, кроме пустоты. Разве можно вот так, как Вы, предавать жизнь. Это непозволительно, это безумно с любой точки зрения. Заклинаю, одумайтесь, поверните все вспять!
— Я теряю время на пустые разговоры. Они далеки от сути, — спокойно произнес водитель, задумчиво разглядывая темную даль.
Попутчик покидает машину, ныряя в ночь, отъезжающий слышит, как он продолжает что-то говорить-говорить самому себе. А бешеный двигатель толкает машину вперед. И шумит и шумит в сизой темноте.
Через пару километров что-то опять мелькает в свете фар, заставляя водителя притормозить. Передняя дверь распахивается. Заглянувший вежливо просит:
— Дарагой! Давэзи да ближайшей станции. Тут нэдалэко. Вот деньги. Памаги. Очэнь нада.
— Садись. А деньги спрячь.