Хорошие манеры Соловья-разбойника

– Анелия Борисовна у тебя работает?

– Не бери бабу ни за какие коврижки, – загремело из трубки.

– Почему? – удивился Иван.

И на него обрушился ливень негатива. Орехова груба с детьми, ставит всем двойки, редко тройки. Кричит на учеников, унижает их, ненавидит девочек, к мальчикам относится чуть лучше, но все равно плохо. Учительница находится в постоянном конфликте с коллегами, всех презирает и не скрывает этого. Родители регулярно жалуются на нее.

Когда Павел замолчал, Иван поинтересовался:

– Анелия Борисовна у тебя не один год работала, почему ты терпел ее? Если я сталкиваюсь с такой сотрудницей, то нахожу способ от нее избавиться.

– Да как-то не получалось, – признался Павел. – Ваня, мы с тобой не первый год знакомы, на совещаниях и районных, и городских рядом сидим. Кому другому правду рассказывать я не стану, наоборот, расхвалю Орехову, чтобы только ее взяли, тогда она наконец нас покинет. Но тебе врать не хочу. Помнишь, как ты нам с женой помог, когда она заболела и ни один врач операцию ей делать не соглашался? Благодаря тебе Лена жива и здорова.

Иван смутился.

– Я просто тебя с Петей познакомил. Это он профессора нашел.

– Я просил всех о помощи, один ты откликнулся, – отрезал Павел Петрович, – поэтому откровенно говорю: не бери грымзу на работу.

– Почему ты ее не увольняешь? – изумился Иван. – Если есть несколько жалоб от родителей, то проблем не возникнет. Только честно ответь, в чем дело?

– Не могу, – вдруг признался Павел, – не спрашивай почему. Я дал обещание одному человеку: Орехова работает в школе, пока я там главнокомандующий. Если меня в другое учреждение переведут, придется ее с собой брать. Вот если она сама решит уйти, то я препятствовать не стану. Знаешь, почему эта карга сейчас место ищет? Ей все мои педагоги бойкот объявили. Не разговаривают, из учительской уходят, когда баба появляется. В столовой с ней рядом никто не сядет. Я просил их: «Вы взрослые люди, не ведите себя, как дети. Только хуже нам всем будет от такой обструкции. Дойдет до вышестоящего начальства, достанется и мне, и вам». Но коллектив восстал. Анелия не дура, поняла: надо уходить. Но ты, Ваня, смотри, не купись на ее внешность и умные речи. Это еще та актриса, ей бы в театре работать. Только приказ подпишешь, только она на ставку сядет, сразу по-другому запоет. Будешь локти кусать, да поздно.

Людмила положила руки на скатерть.

– Муж решил последовать совету Павла Петровича, отказал Анелии. Та нежным голосом спросила:

– Могу узнать, чем вас не устраиваю?

Иван Алексеевич приготовил убойный довод:

– Вы не член КПСС, а я хочу, чтобы такой важный предмет, как история музыки, преподавали подрастающему поколению с точки зрения марксизма-ленинизма, в соответствии с курсом Коммунистической партии Советского Союза.

Я рассмеялась.

– Аргумент что надо.

– Но Анелия возразила, – поморщилась хозяйка, – пояснила: «Мне двадцать шесть лет, я пока комсомолка, но вот-вот вступлю в ряды КПСС».

– Прекрасно, когда получите партийный билет, тогда и поговорим, – отрезал Иван.

Людмила сделала паузу, потом прошептала:

– И тогда она вынула из сумки документ, открыла его, положила перед мужем и попросила: «Ознакомьтесь».

Супруг увидел свидетельство о рождении ребенка, прочитал: «Вера Ивановна Марамамакина. Отец Иван Алексеевич Марамамакин, мать: Анелия Борисовна Орехова».

Людмила подняла руки к потолку.

– О боже! Ваня дара речи лишился. А гадина продолжала:

«Мне исполнилось шестнадцать, когда ваш брат начал свои ухаживания. Я забеременела в семнадцать, родила, будучи несовершеннолетней. Петр обеспечил нас квартирой, дачей, нанял няню, он обожал меня и Веру тоже. После смерти Пети я замуж не вышла, хотя были предложения. Вам, наверное, про меня гадостей Павел, директор школы, наговорил. Он ко мне приставал, по морде получил, озлобился и стал выживать меня из коллектива. Все произошло уже после кончины Петра. Хочется как можно скорее унести ноги из той школы. У меня в коллективе есть друзья, они рассказали, что Павел подбил кое-кого из родителей написать заявление. Дескать, я вымогаю из них деньги, предлагаю заниматься с отстающими за хорошую плату. Да, я остаюсь с неуспевающими после занятий, но ни копейки за сверхурочную работу не беру. Что, если Павел даст ход лживым заявлениям? Меня могут отправить под суд, потом в колонию. Что тогда с Верой будет? Девочке грозит приют! А она вам не чужая, родная племянница. Работа у вас – это возможность спасти ребенка от интерната».

Глава четырнадцатая

Будкина отвернулась к стене и замолчала.