Хороший мальчик. Строптивая девочка

— Нам было хорошо проводить время вместе, только это вместе подразумевало публику и публичную жизнь. Я даже романтику понимал через широкие жесты — подписать её в телефоне любимая, дарить цветы, делать селфи и изображать бурную радость. Это был самый очевидный путь. Я готов был быть… идеальным парнем, — здесь он улыбается, памятуя о моём первом наезде на его персону. — А она приняла правила игры. Каждый раз стараясь придумать что-нибудь этакое для нас обоих, чтобы сделать нашу жизнь яркой и интересной. Только это ведь всё равно было искусственным. Красивым, но не настоящим. А когда я вдруг взбрыкнул, сменив вектор направления от вечного праздника к чему-то более серьёзному (это было скорее решение для себя, чем для нас обоих), она тоже перестроилась. Варила нам кашку по утрам и нахваливала меня всем направо и налево. А я словно стал декоративной собачкой. Да, любимой, но блин… Собачкой.

-А…

— А у нас с тобой по-другому. Мы с тобой сразу пошли как-то напрямую к выяснению отношений. Я видел только тебя, и мне было наплевать на весь остальной мир или антураж. Только внутреннее чувство долга перед Настей и собственные страхи удерживали от спонтанных поступков.

— Всего лишь, — фыркаю я.

Стас согласно кивает головой.

— Это мне сейчас всё кажется такими мелочами.

— Но я всё равно не понимаю.

— Ладно, смотри. Один простой вопрос. Ты когда-нибудь пыталась специально понравиться мне?

Я теряюсь… Хотелось ли мне нравится ему? Конечно, даже не желая того, на одном лишь уровне инстинктов… моя наивная женская сущность требовала его вниманию. Но Стас говорил не об этом.

— Вера, делала ли ты что-нибудь такое, чтобы целенаправленно впечатлить меня.

— Нет, — осторожно отвечаю я, не понимая, чего он ждёт.

— И не делай…

— Почему?

— Потому что я тоже хочу видеть тебя…

Я невольно заливаюсь краской, смущаясь его столь пылкому заявлению. Но Стасу этого мало.

— Вера, пойми уже. Я тоже боюсь, потому что у меня нет абсолютно никаких гарантий, что всё получится, и точно так же, не знаю, как это… и что нам делать. Но знаю точно, мне это нужно, ты мне нужна, и я готов сделать всё, чтобы у нас было будущее.

— Мне и не надо никаких гарантий.

— Тогда что?

— Просто не забывай спрашивать меня о моих желаниях…

Стас не отвечает, но коротко кивает головой, одними глазами обещая, что понял меня. А потом гасит свет, погружая нас в мир темноты, чувств и ощущений

Я решаю согласиться. Правда, для этого мне понадобился дружеский пинок, ради которого я поехала в бар и просидела несколько часов перед Севой в печали и страданиях.

— Вера, я могу тебя только прибить, — успокаивает меня друг. — Со всем остальным ты справишься сама.

Я примостилась на подоконник в раздевалке и курю в открытое окно. Меня слегка ведёт, как оказалось с непривычки, за эти две недели я практически не прикасалась к сигаретам, и организм каким-то чудом успел отвыкнуть.

— Сев, ну быстро же всё. Слишком быстро.

— Раньше тебя это не напрягало.

— Раньше я была маленькая и глупенькая.

— Ничего не поменялось, — скрестив руки на груди, замечает Игнатьев.

— Ну, Сева, — канючу я как-то совсем по-детски и разобиженно. После чего самой же становится противно от всех этих своих соплей, поэтому замечаю невпопад. — Олег вчера звонил.

Игнатьев тут же мрачнеет.

— Что хотел?

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Я же не отвечаю.

— Стас знает? — нехорошим тоном спрашивает он. Я молча качаю головой, слегка поёжившись при мыслях о Першине. Севка замечает это и настоятельно велит. — Скажи ему.

— Его рядом не было.

— Весь день?

— Нет… но… — мнусь, сама не зная, какое оправдание придумать. — Если спросит, скажу.

— Вера!

Я несчастно закусываю губу.

— Сева, мне стыдно. И мне стыдно за то, что мне стыдно. Я со всеми этими отношениями становлюсь тряпкой.

— Это ПМС, — неприятно гогочет Сева, напоминая сейчас больше того Рыжего из детства, с которым мы скакали по лужам, чем взрослую версию самого себя. Эта кардинальная перемена, когда-то случившаяся с ним, в своё время сильно меня покорёжила, хотя я прекрасно понимала, что нас всех привело к тому, какими мы стали.

— Ничего умнее придумать не мог?

— Не мог. Верка, шли Першина на три буквы, — требует друг. Я хочу возразить, что и так с ним уже больше года не общалась, но Игнатьев продолжает свою речь. — Или я въебу ему… хочешь? Специально найду и въебу. Не хочешь? Тогда расскажи обо всём Стасу. А потом расслабься и наслаждайся жизнью.

— Из твоих уст это звучит слишком легко.

— Это и есть легко. Стасу скажи, — в очередной раз повторяет друг.

— Завтра скажу, — не совсем уверенно обещаю я.

— А почему завтра?

— Сегодня мы идём в гости. Официальный выход и всё такое.

— Тогда понятно, чего мы сегодня такие взвинченные, — кивает головой Севик, на что мне остаётся только закатить глаза.