Хороший мальчик. Строптивая девочка

-Думаю, что в следующий раз мы сами справимся, — неожиданно резко рычит Чернов, и я почти рада, что не вижу выражения его лица. — Пошли домой.

Он уже не просит, а скорее требует. Не спорю, желая лишь одного — оказаться как можно дальше отсюда. Что-то неуловимое произошло за сегодняшний вечер, пока не могу разобрать это. Но вдруг на смену внутреннему трепету и чувству единения со Стасом приходит тревога. Пока что не оформленная ни во что конкретное, скорее это лишь одно предчувствие. Но оно есть, заставляя меня безропотно слушаться Чернова и послушно следовать за ним вон из гостиной. Дело не в Жане, не в Свете, не в людях… дело в другом, но это другое пока таится, оно неясно, она скрыто где-то за поворотом.

Чернов выводит меня в коридор. Внешне он вполне спокоен, но моя рука на его груди чувствует как нехорошо напряжены мышцы.

-Подождёшь, пока я Дамира найду?

Без лишних слов киваю головой.

Стас скрывается за углом, а я какое-то время стою на месте. Мимо меня курсируют люди, кто-то приходит, кто-то уходит, в самый последний момент обходя меня стороной. А я чувствую себя выцветшей невидимкой, так если бы моя игра забрала из меня все остатки красок. Но моя голова всё ещё отливает фиолетовым, а колготки имеют красный цвет. Мне срочно нужно на воздух, всё это забрало слишком много сил.

Балкон нашёлся быстро. Здесь было холодно, даже морозно. Но дышать стало легче. И потянуло курить, жалко, что сигареты остались в парке. Вместо этого выпускаю из рта пары воздуха и представляю как горький дым наполняет мои лёгкие, а потом слетает с губ стройными узорами. Самообладание никак не хочет возвращаться ко мне, и я заставляю себя злиться. Злиться на себя, на этот вечер, на Жана с его гитарой. Так хотя бы проще, так можно взять себя в руки и начать думать.

Но злость мгновенно сменяется парализующей меня паникой, стоит услышать до боли знакомое:

— Ника.

Странно, но я не удивилась, даже оборачиваться не стала, чтобы на всякий случай убедиться, что голос принадлежал Першину. И так ведь всё было слишком очевидно. Я стояла у балконного ограждения, сложив руки на холодный метал, и старалась увидеть хоть что-то в ночной темноте сада, а он находился где-то у меня за спиной, вводя в ступор лишь одним своим присутсвием.

Первая мысль по своей сути была совсем абсурдной: «Накликала. Что б я ещё раз хоть в жизни посмотрелла в сторону музыкального инструмента». Правда вторая вышла более отрезвляющей — жалела о том, что сигареты остались где-то внизу, сейчас бы закурить. Про третье и четвёртое старалась не думать, ибо кто знает, до чего я могу дойти в своей голове? Да и Олег особо не оставлял шансов для сторонних мыслей, подойдя ко мне совсем близко. Я ещё только краем уха услышала, как за ним захлопывалась балконная дверь, а он уже стоял по левую руку от меня, подобно мне скрестив руки на балконных периллах.

— Чего тебе? — стараясь не смотреть на него, прошипела я.

— Фу, — поморщился он в своей излюбленной манере. Я, правда, всячески старалась не смотреть, пытаясь удерживать свой взгляд на чёрных силуэтах деревьев. — Как невежливо.

— Зато честно.

— Ну да, ты же у нас за честность.

Отчего-то невинное замечание больно ужалило куда-то в грудь, пришлось сильнее сжать пальцы на металлических завитках, переплетения которых украшали ограждение.

Дальше стояли в звенящей тишине, даже звуки дома не желали до нас доноситься.

— Так и будешь молчать? — с вызовом в голосе кидает он мне.

— А что говорить? — устало уточнила я слегка поёжившись, холод улицы перестал бодрить, начиная морозить нутро и душу.

— Ну не знаю, а что обычно говорят в таких ситуациях? Привет, Олег, давно не виделись, как я тебе рада…

— Не рада, — прерываю я его игру, рассчитанную на одного единственного зрителя, и всё-таки поворачиваю к нему голову.

Надо же, но за то время, что мы не виделись, он совсем не изменился. Всё такой же приторно-красивый с тонкими чертами лица и длинными светлыми волосами рыжевато-медового оттенка, которые были идеально зачёсаны назад. Ну и конечно же взгляд цвета стали с нереально длинными ресницами, придающих обманчивое ощущение мягкости и покорности.

— Грубо-то как, — с укором щёлкает он языком.

— Олег, давай без всей этой театральщины.

— Как скажешь, — на удивление миролюбиво соглашается он. И опять мы молчали.

Не скрываясь, он рассматривал меня, в очередной раз, морщась из-за вида моих волос. И впервые за вечер я возликовала от мысли о своих красных колготках, потому что их он тоже не оценил. А потом он неожиданно протянул руку вперёд и, зажав прядь моих волос между двух пальцев, провёл по ним вниз. Первым моим порывом было отшатнуться в сторону, но титаническим волевым усилием удержала себя на месте, не желая показывать свою слабость.

— Я смотрю, ты всё ещё не успокоилась.

— Меня всё устраивает.

— Ника-Ника, — покачал он головой. — Когда же ты уже вырастишь?

— Боюсь спросить, что ты под этим подразумеваешь.

— Сама знаешь. Возьмёшься за голову, прекратишь эту идиотскую клоунаду, делающую из тебя посмешище.