Хороший немец

Джейк поговорил с женщинами, которые стояли, держась за руки, спиной к военным.

— У нее есть сестра в Ганновере.

— Ей придется получить разрешение на проезд. Скажи ей, что мы отвезем ее в палаточный городок для перемещенных лиц на Телтовердамм. Там неплохо.

Но когда им перевели, их бросило в дрожь от одного названия, как будто за ними, клацая, закрылась тюремная дверь.

— Только не в лагерь! — завизжала женщина со статуэткой. — Не в лагерь. Вы не заставите нас. — Она ухватила Джейка за руку.

— Что такое лагер? — спросил военный полицейский.

— Лагерь. Они боятся. Думают, что концентрационный.

— А, типа тех, что они понастроили. Скажи им, что это американский лагерь, — сказал он, полагая, что им от этого будет легче.

— Считаешь, эти женщины их понастроили?

— Один хрен. Фрицы.

Прежде чем Джейк успел ответить, боковая стена наконец не выдержала и рухнула внутрь, с ревом увлекая за собой ослабшее тело дома. Затрещало дерево, загрохотали камни кладки — настоящий взрыв, поэтому когда в центре поднялось облако пыли, то показалось, что опять бомбили. Одна из женщин, ахнув, зажала рот рукой. Все замерли, как загипнотизированные. В грузовике опять застрекотали кинокамеры, благодарные небольшому спектаклю после скучного спасения. Подбежали соседи и влились в толпу, собравшуюся поодаль от двух женщин, словно боялась заразиться от них несчастьем. Все молчали. Часть задней стены прогнулась. Снова треск, клубы пыли, затем серия глухих ударов, похожих на подземные толчки после землетрясения. Куски, отваливаясь, заскользили вниз, образуя груду в центре дома, пока наконец шум не прекратился, и сквозь уцелевший фасад они увидели перед собой очередной гнилой зуб Рона. Женщина со статуэткой заплакала, а Анна, безучастно посмотрев на руины, отвернулась.

— Ну, все, все, — сказал военный полицейский, размахивая белым жезлом, — расходимся. Представление закончилось.

Джейк посмотрел на дом. И таких сотни тысяч.

Водитель грузовика завел двигатель, посигналил остальным, и солдаты, перешучиваясь и добродушно толкаясь, стали забираться в кузов.

— А что с женщинами? — спросил Джейк полицейского. — Нельзя их просто бросить здесь.

— Вы что, из Армии спасения?

— Поехали, Джейк, — сказал Томми. — Тут ничего не сделаешь.

И действительно, что он мог сделать? Забрать домой и попросить рассказать о своих бедах для «Колльерс»? Их к себе повели старики из особняка. Проведут пару ночей в тесном подвале, питаясь остатками армейских харчей с верхних этажей. Затем получат разрешения на проезд в Ганновер и другой подвал. А может, и нет. Может, просто побредут через Тиргартен вместе с другими, превратившись в перемещенных лиц из-за мгновенно рухнувшей штукатурки.

— Слушайте, эту ебаную войну начали не мы, — сказал военный полицейский, прочитав на лице его мысли.

— Не мы. Они, — сказал Джейк, и залез вслед за Томми в грузовик, оставив полицейского в замешательстве.

По пути в британский сектор они проехали мимо радиовышки, откуда Джейк когда-то вел передачи для «Коламбии», и потом дальше до олимпийского стадиона. В этом районе была та же разруха, что и везде, от деревьев остались одни пни, но стадион, хоть и весь иссеченный осколками, выглядел таким же, каким его помнил Джейк. Это было, наверное, лучшее монументальное сооружение нацистов, обманчиво плоское, пока не входил в ворота и не видел широкие ступени, спускающиеся в подземный амфитеатр. Он нашел взглядом место, где сидел вместе с супругами Додд и смотрел игры — его первая работа в Берлине. От стадиона по всему городу на растяжках висели тысячи громкоговорителей и доносили новости о каждом спортивном событии до самого центра. Идея Геббельса. Современное чудо, впечатляющее гостей города. Здесь он впервые увидел Гитлера, принимающего парад в своей императорской ложе. Джейк только что прибыл из Чикаго. До знакомства с Линой были годы.

А сейчас на островках травы, сняв гимнастерки, валялись на солнышке солдаты и пили пиво в ожидании игры. На бесконечных рядах трибун, вмещавших когда-то тысячи, теперь сидела сотня-другая болельщиков, однако их было больше, чем он ожидал: примерно столько же обычно бывает на школьной игре там, дома. Зрители теснились на том конце огромного овала, где футбольное поле было размечено известью, британцы рядом с американцами, и на самом верху — несколько французов в бескозырках с красными помпонами. Ни одного русского. На местах для зрителей сбоку поля сидела кучка солдат — они резались в карты. Когда группа кинохроники попросила их пересесть, они заворчали. В центре поля, разминаясь, прыгали игроки в трикотажных майках и футбольных трусах. Оккупационная армия, которой ничего не оставалось, кроме как оккупировать.

— Стало быть, русские не объявились, — сказал Джейк Рону. — Кто же будет играть с французами?

— Они тут по легкой атлетике будут соревноваться. Русские тоже примут участие, так что они еще, наверно, появятся. Хотите взять интервью у кого-нибудь из игроков?

— Я просто посмотрю. А где бриты учились играть?

Рон пожал плечами: