Хороший, плохой, неживой

Она схватила меня, когда я еще шагу ступить не успела. Схватив за плечо, она швырнула меня в церковный зал. Я ударилась в стену там, где когда-то стоял алтарь, сползла на пол. Пока я ловила ртом воздух, Айви шла ко мне. Все у меня болело, а ее глаза стали черными ямами, движения исполнились плавной силы. Я попыталась откатиться – она поймала меня, подняла рывком.

– Давай, ведьма, – ласково сказала Айви черным и мягким, как совиные перья, голосом, резко контрастировавшим с яростной хваткой у меня на плече. – Я тебя лучше учила, ты даже не попыталась.

– Я не хочу тебе делать больно, – выдохнула я.

Одна рука была прижата у меня за спиной. Она прижала меня к стене под следом от висевшего когда-то креста. Кровь с губы повисла в уголке рта алым самоцветом.

– А ты и не можешь, – шепнула она.

Сердце бешено колотилось, я дернулась вырваться – не получилось. – Айви, отпусти, – сказала я, тяжело дыша. – Ты потом сама жалеть будешь. – Удушающий запах благовоний вызвал воспоминание – как она прижимает меня к креслу, весной. – Если ты это сделаешь, – сказала я с нажимом, – я уйду. Ты останешься одна.

Она подвинулась ближе, свободный локоть распластала по стене рядом с моей головой.

– Если я это сделаю, никуда ты не уйдешь. – Жаркая улыбка зазмеилась на ее лице, чуть открывая зубы, и она подалась ко мне. – Но ты могла бы вырваться, если бы захотела. Чему я тебя учила три последних месяца? Ты действительно хочешь освободиться, Рэйчел?

Меня пронизал панический страх, сердце колотилось, а Айви резко вдохнула сквозь зубы, будто от пощечины. Страх для нее был афродизиаком, и сейчас я только что дала ей дозу. Ее захлестнула чернота инстинктов и желания, мышцы ее натянулись, как проволока.

– Хочешь освободиться, ведьмочка? – промурлыкала она, и ее дыхание коснулось демонского шрама. От него пошла волна покалывания.

Сделанный мной вдох дошел до самой сердцевины моего существа, будто превратив мою кровь в жидкий металл, будто импульсом пройдя по мне.

– Отстань, – выдохнула я, и ощущение наслаждения разошлось от шеи, заполняя все тело.

Это шрам. Она играла с моим демонским шрамом, как Пискари накануне. Айви облизала губы:

– А ты меня заставь. – Она помедлила, жаркий голод сменился чем-то более игривым и потаенным. – Скажи, что тебе не нравится, когда я так делаю.

Она вздохнула, глядя мне в глаза, и палец ее гладил меня от мочки уха, по шее, по ключице.

Я чуть не вскинулась от ощущения, когда ее палец нашел едва заметные бугорки рубцовой ткани, стимулируя шрам к полной активности. У меня закрылись глаза; мне вспомнилось, что демон принял облик Айви, когда рвал мне горло, заполняя рану опасным коктейлем нейромедиаторов, превращающих боль в наслаждение.

– Нет, – выдохнула я, почти простонала. – Прости меня Господь, нравится. Прошу тебя… перестань.

Она шевельнулась, прижимаясь ко мне.

– Я знаю это чувство. Голод расходится по всему телу, пробуждает желание, и тебя уже только одна мысль сжигает – коснуться кого хочешь, – утолить этот голод.

– Айви! – захныкала я, – прекрати, не могу, не хочу!

Она молчала, и я раскрыла глаза. Красной капли в углу рта уже не было. Я чувствовала, как гуляет толчками кровь по моим жилам. Я знала, что моя реакция связана с демонским шрамом, что Айви посылает феромоны, заново стимулируя псевдовампирскую слюну, которая осталась во мне и превращала боль в наслаждение. Я знала, что когда-то это был приспособительный механизм, что вампиры привязывали к себе людей, создавая добровольные источники крови. Я все это знала, но трудно было это помнить. Трудно было не наплевать. Сексуального здесь ничего не было – это была потребность, голод, жар.

Айви прижалась к стене лбом рядом со мной, будто собирая свою решимость. Ее волосы разделили нас шелковым занавесом. Через лосины меня обдавало ее теплом. Я не могла шевельнуться, скованная страхом и желанием, гадая, удовлетворит ли она его или у меня хватит силы воли ее оттолкнуть.

– Ты не знаешь, каково это – жить рядом с тобой, Рэйчел. – Ее голос доносился из-за завесы волос, как сквозь решетку исповедальни. – Ты бы очень испугалась, знай ты, насколько уязвимой делает тебя шрам. Ты помечена для наслаждения, и если ты не найдешь вампира, чтобы владеть тобой и защищать тебя, все они этим воспользуются, возьмут, что хотят, и передадут следующему, пока ты не превратишься в марионетку, умоляющую, чтобы ей пустили кровь. Я надеялась, что ты сможешь говорить «нет». Что если я тебя как следует обучу, ты сможешь прогнать от себя голодного вампира. Но ты не можешь, солнышко. Слишком сильно пропитали тебя нейротоксины. Ты не виновата. Прости меня…

Я дышала часто и коротко, и с каждым вдохом расходилось по телу обещание наслаждения, уходило, как отходящая олна, и тут же на ее место приходила новая, усиливая прежнюю. Я задержала дыхание, отчаянно стараясь найти в себе силы сказать ей, чтобы оставила меня… И не находила. Голос Айви стал тихим, проникновенным: