– У тебя слишком много кошек. Хватило бы двух. А вот этого я возьму себе. – Она поднимала Медведя на руки, прижимала к себе, и тот, давно оценив ее интеллект и считая достойной своей любви, позволял приласкать себя в воздушных объятиях. Начинал мурлыкать и цеплялся за нее своими, как у коалы, когтями. – Этот хороший. А Шипли его постоянно обижает.
Шипли не давал прохода Медведю, но я сомневался, что все настолько серьезно, чтобы котов навсегда разделить. Иногда Шипли лупил его по голове, но обычно трусливая агрессия ограничивалась тем, что он сгонял Медведя с теплого местечка, которое присмотрел для себя, или приплясывал перед ним и строил отвратительные рожи заправского кошачьего хулигана. Будучи котом, твердо верившим в принцип непротивления злу, Медведь не отвечал, полагаясь на единственный способ защиты: способность исторгать звук, похожий на тот, что производит небольшой дракон, когда полощет горло топливом для зажигалок.
– И-и-и-и… – говорил Медведю Шипли и приплясывал перед его мордой с такими ужимками, что, будь он человеком и выступая подобным образом в ночном клубе, получил бы по шее.
– А-а-ргл б-а-ргл, – отвечал Медведь и ретировался за диван.
Неприятная сцена, но чаще всего их обмен мнениями дальше не шел.
Но все это не важно. Ведь мы сейчас говорим о Медведе, а он лучший кот во всей вселенной. Когда-то я считал, что все мои коты лучшие, но с объективной точки зрения Медведь – лучший из лучших. Пусть он недавно написал на шторы, а в прежние темные годы случился инцидент с его калом и карманом халата Ди, но в целом нет кота, у которого был бы более располагающий к себе характер, чем у Медведя. Словно в подтверждение тому, у него на груди вечным знаком особой душевности красуется белое пятно в форме кривоватого сердца. Медведь сложное, совершенное существо, и требуется время, чтобы понять его. Мать считает, что готова к этому, но изменит свое мнение, проведя с ним пару дней: кот будет повсюду следовать за ней, в тысячный раз о чем-то спрашивать, и ей никуда не скрыться от вопросительного взгляда его влажных, глубоких глаз. Требуются стальные нервы, чтобы приспособиться к этому. Я знаком с ним более десятка лет, но подчас едва сдерживаюсь, чтобы не сбежать с ящиком особенно крепкого пива в соседний парк после того, как Медведь возникает из ниоткуда рядом с моим стулом и начинает сверлить взглядом. Кроме того, отдать Медведя родителям значило бы нарушить негласный закон. Следующей владелицей кота должна быть моя следующая экс-половина. Таковы правила, и они незыблемы.
Я могу понять, почему родители не склонны заводить нового кота, если только это не такой пацифист, как Медведь. Их сад в последнее время превратился в настоящий рай для всякой дикой живности. В мой тоже заглядывают курочки и мунтжаки, но я так и не сумел наладить с ними отношения, а мать с отцом водят дружбу с рыбами, лягушками, жабами, дроздами и дятлами. Дня не проходит, чтобы мать не прислала мне сообщения о новых эпизодах общения с дикой природой. Иногда действие не ограничивалось территорией рядом с домом: «Наш телефон беспрестанно звонит, но нас никто не вызывает. В нем полно муравьев».
Недавно я заглянул к родителям, и отец отвел меня в сторону:
– Том, могу я с тобой поговорить?
Если отец спрашивает: «Том, могу я с тобой поговорить?», это означает:
а) хочет узнать, подал ли я налоговую декларацию;
б) подготовил ли машину к зиме;
в) решил предостеречь, чтобы, выходя из дома, я опасался всяких ненормальных и психов.
Но на сей раз повестка дня оказалась иной. Отец вывел меня в кладовую и показал на полку, где лежала садовая обувь – отдельные образцы сохранились еще с 1946 года.
– В моем ботинке поселилась жаба, – сообщил он.
Я наклонился и заглянул в его садовые шлепанцы, те самые, без застежек, в которых вопреки предостережениям моей матери отец пятнадцать месяцев назад полез под проливным дождем подрезать деревья и сломал спину. Да, точно: в левом уютно устроилась маленькая зеленовато-коричневая жаба. Она выглядела вполне довольно, я бы сказал, самоуверенно. К мыску была приклеена бумажка со словами: «Там жаба!»
– Написал, чтобы случайно не забыть и не попытаться обуть их, – объяснил отец.
Мы прогулялись по саду, и отец показал мне недавно выращенные цукини. Одним из них он особенно гордился из-за его выгнутой формы. Затем – сеть на пруду, которую установил, чтобы его японских карпов не таскала вороватая цапля.
– Совершеннейшая негодяйка. Даже теперь не может успокоиться, все ходит и ходит.
На прошлой неделе цапля поймала его любимую рыбу по кличке Финн и бросила с высоты ее бездыханное тело. Заметив нарисованные мелом контуры карпа там, где он упал на плитки возле пруда, я понял, что отец тяжело переживает потерю, и не нашел нужных слов утешения.
– Он теперь в лучшем месте.
– Что? В земле под кустом кордилины твоей матери?
– Нет, я имел в виду, на рыбьих небесах, или что там у них есть.
Мы направились к сараю.