Джон Сноу, впрочем, так особо и не поев, не танцевал. Он только опустошил пару рюмок и что-то негромко обсуждал с Мелисандрой и Эддом над расстеленной на столе картой, то и дело водя по ней пальцем и изредка ставя жирные точки карандашом. Мелисандра все нервно поправляла надетый поверх платья толстый свитер; ее лицо было строгим и будто настороженным, она была напряжена и вполголоса спорила с Джоном, хотя тот только прохладно отмахивался, продолжая явственно гнуть свою линию. Эдд же выглядел сегодня особенно скорбно, кутался в свой мешковатый бомбер и все мял в руке какую-то салфетку, почти ничего не говоря.
Зато вот Сигорн живо отплясывал босиком, с полупустой бутылкой в левой руке и талией Алис – под правой, и они где-то по дороге, сбивая других танцующих, потеряли ее косынку, и строгая коса совсем растрепалась; даже Тормунд, неодобрительно относившийся к этой механической музыке, после короткой перебранки вышел с красавицей Вель, то с безобидным ядком смеявшейся над ним, то по-сестрински хлопавшей в ладони. А уж когда Атлас в застегнутой под горло черной рубашке начал плясать, сцепившись локтями с все хохотавшим уборщиком Оуэном, даже самые стеснительные опустошили свои рюмки и наскоро разбились по каким-никаким парам, кто больше для смеха, а кто и всерьез. Только некоторые, и Рамси в их числе, остались потягивать сладкую самогонку из рюмок, то и дело выкрикивая что-то одобрительное. Впрочем, Рамси как раз ничего не кричал, это все – и крики, и танцы – было не для него. Никогда не для него. Но это никак его не огорчало, особенно когда во рту так и таяли кисловатые сливы.
Тяжелая работа продолжилась с рассветом, оставив позади собираемую сонным Оуэном грязную посуду на столах, – начало производства всеми имевшимися средствами и попытка выработать схему поставок вакцины населению. И если с первым, кое-как, ежечасно молясь на дышавшие на ладан генераторы, техники справились, принимая каждую партию как возможно последнюю, то второе оказалось сложнее. Связи в институте по-прежнему не было, даже радио только тихо шуршало, и было решено разбиться на группы и поначалу разносить вакцину по ближайшим городам самим, а там уже и найти какой транспорт, а то и сохранившееся городское управление со связью. Рамси тоже записался в добровольцы, не будь дурак, и, конечно, единственными, кто захотел идти с ним, были Сигорн и его тенны. Джон же никуда не записывался отчего-то, становясь с каждым днем все печальнее и замкнутее. Он объявил о своем уходе в один из дней между общими сборами, между разложенными повсюду чужими вещами и сновавшими туда-сюда непричесанными людьми с вытянутыми лицами и наброшенными на плечи куртками. И если кто-то и нашел время и силы осудить Джона – то промолчал. Он сделал для них больше, чем они могли бы от него требовать.
Рамси с Сигорном выдвинулись из института за пару дней до ухода Джона. Алис все тихо ругалась, поправляя на муже одежду, и он ворчливо отталкивал ее руки, твердо шепча, чтобы не позорила его перед честными людьми. “Какие-такие еще честные люди вперед жены?” – спросила она, а Рамси изучал плывшее белесыми облаками небо, пока они целовались на прощание, и думал о том, что, кажется, стало еще холоднее с тех пор, как он последний раз покидал институт.
Путь обещал быть долгим – крепким теннам выпал один из самых дальних городов. Но Рамси не волновал этот путь, который он все равно не собирался проходить. На первой же стоянке, тщательно объяснившись с Сигорном – он предпочел бы привычнее, без разговоров и с ножом, но, в общем, он ничего не имел против тех людей, которым тенны несли партию вакцин, и против выживания человечества вообще, – он распрощался и с ним, и с его людьми. Сигорн был в общем согласен с тем, что вернуться к семье – это очень важно, и понял Рамси в нежелании уходить из института под и без того осуждающие взгляды. Так что, забрав свои вещи и несколько щедро выданных Сигорном вакцин вместе со всякой другой мелочевкой, Рамси направился на юг по широкому шоссе, первое время испытывая сильное искушение свернуть в сторону дома и проверить своих девочек. Но у него не было на это времени, он шел вперед упрямо, иногда через силу, и добрался до дома родичей Джона точно в тот день, в который рассчитывал. И даже успел довольно обжиться, проветрив затхлые комнаты, выбросив подгнившие запасы из кладовой, нарубив дров вдобавок к тем, что имелись, и обзаведясь пристойным ружьем для охоты.