Хороший сын

Это была прекрасная, терапевтическаая сцена. По пути к остановке автобуса, выйдя из закрытого отделения, я часто представлял себе, что, как только я скрываюсь за дверью, все нянечки и проживающие сбрасывают маски, на столе появляются бутылки и пепельницы, всем предлагают выпивку и сигареты, и жильцы вдруг разражаются красноречием и прокуренными голосами спорят друг с другом, чьи дети хуже, не дети, а мучение, лучше бы дома посидели, ну что за болваны с этими их передачками, и фотоальбомами, и детским лепетом про то, как ласково светит солнышко, и что вот уже лето не за горами, а потом они сдвигают кресла к стене и включают музыку и приглашают друг друга танцевать, после чего кто-то из дам показывает, что до сих пор умеет садиться на шпагат, а в конце вечера они с хохотом и без посторонней помощи добираются каждый до своей постели. Такие сцены я представлял и о более ранних периодах ее жизни, например, как по утрам, когда дети уже ушли в школу, а муж – на работу, собирались соседки, чтобы обсудить, что да как, все вместе, и верующие и неверующие, им было все равно, это искусственное, кем-то придуманное различие. Или что днем, после обеда и до ужина, они летали на ракете на родную планету и, пожимая плечами и ища друг у друга поддержки, отчитывались, мы, мол, живем там в идентичных домах с окнами на две стороны, кто их вообще придумал, а от нас ожидается, что мы будем следить за чистотой стекол, уму непостижимо, и, черт побери, когда уже закончится эта долбаная операция под прикрытием? Пусть, мне было бы этого для нее не жалко, но в итоге больше всего я бы хотел этого для себя, чтобы все было по-другому.

Очень любопытно, господин, учитывая, что вы в этих фантазиях оказываетесь обманутой стороной, не только в роли того, кто навещает престарелую мать, но и в роли школьника. А такой фантазии у вас не было: что вы сидите в баре с другими детьми престарелых родителей с деменцией и даете волю своим эмоциям?

Нет, с некоторыми из таких детей я был знаком, староваты мы были для детей, что уж там, и потом, представлять себе такую сцену было бы жестоко, хотя бы потому, что это возможно. А для моей матери не было ничего возможного, в реальности ей никуда было не деться, у нее не было другого выбора, кроме как заниматься домашним хозяйством, заваривать чай, когда дети приходили из школы, готовить еду и периодически мыть внушительного размера стекла.

Тогда же уже были мойщики окон? Как вам такая фантазия, что у вашей матери закрутился роман с таким мойщиком? Только представьте себе: мойщики окон ездят со своими длинными раздвижными лестницами по городским районам, где днем обитают одни лишь домохозяйки, сильные накачанные мужчины, это все от усердного мытья окон, конечно, разве не…

Нет.

Точно нет? Чтобы мойщик окон хорошенько ее отжал?

Все, перестань.

Не обижайтесь на меня, господин. Я думал, что могу внести свою лепту, но лепта оказалась не очень. Про выдр было лучше?

Гораздо лучше.

Глава 11

Лес начинает редеть, меж стволов я вижу небо, это уже не лиственные деревья, это уже пинии, на небе звезды, много звезд. Дорога сузилась, никто нам так и не встретился.

Выключи свет, говорю я.

В салоне, господин? Не дожидаясь моего ответа, он гасит свет. Сразу же становится видно еще больше звезд, и выше тоже, гораздо выше. Если прижаться к окну, можно увидеть, что находится там, над деревьями. Мы медленно трясемся по кочкам. Я чувствую себя ребенком.

То есть вы никогда полностью не доверяли своей матери?

Я отодвигаюсь назад от окна.

С чего ты взял?

Вы всегда подозревали, что она притворяется.

Чем дальше, тем больше она срасталась с той ролью, которую играла. Но за этим улыбающимся фасадом я иногда замечал черты ее настоящей, такой, которая может рассердиться и крикнуть, что в одежде что-то не в порядке или что кто-то зануда. В последние годы я часто оставался подольше, чтобы помочь ей управиться с едой. И если я недостаточно быстро подавал ей следующий кусок, она могла резко крикнуть: быстрее! И вся кипела от злобы. А если я пробовал еду, чтобы проверить, не слишком ли горячо для нее, она с тем же возмущением кричала: мое! Вообще-то я даже радовался, когда она так вдруг что-то выкрикивала, такой я ее помнил, значит, она еще там. Каждый раз, когда она так гневно реагировала, я смотрел ей в глаза в надежде разглядеть где-то далеко ее собственную личность, ее возмущенное недоверчивое «я», которое она прикрыла улыбающейся версией себя. Ту порывистую, несдержанную женщину, которая всегда куда-то торопилась, словно у нее с кем-то встреча, на которую ей нельзя опоздать, а мы никакого значения не имеем.

Встреча на ее планете, с ее людьми.