Хороший сын, или Происхождение видов

— Ючжин, пойдем поиграем, — в конце концов предложил Юмин. Я сделал вид, что не услышал. Не изменил своей позы и не отвел взгляд от обрыва. Вчера после обеда внизу было не море, как сейчас, а галечный пляж. Там были большие черные камни и маленькая галька размером с бусинки. Это место администратор пансионата называл на местном диалекте «Эсиуль», что означало «Край обрыва». Мне нравилось это название, а брату больше пришлась по душе гладкая галька. Втайне от мамы он набил ею карманы. Я еще подумал тогда, что скоро к нам прибежит разъяренная толпа местных жителей, ведь ни одна голова не останется целой, когда в руках у старшего брата рогатка и галька.

— Эй, пойдем.

На этот раз он позвал громче. Его карие глаза округлились, как у белки, и блестели. Это означало, что в его голове, как он выражался, возникла убийственная идея. Однако не было никакой гарантии, что идея, которая до смерти ему интересна, будет до такой же степени интересна и мне. Я снова сделал вид, что не услышал. В комнате родителей было по-прежнему тихо.

Мама и папа часто ссорились, но послушно подчинялись велению генов плодиться. Поэтому родили двух сыновей-погодков. Мы учились в одной школе, в одном классе. Само собой, нас постоянно сравнивали.

Как говорила мама, Юмин во всем меня превосходил — телосложением, внешностью, умом. В нашей школе обед выдавали по очереди в зависимости от оценок, и брат всегда получал еду первым. С первого класса он четыре года подряд был старостой. За ним ходили толпы поклонников.

В отличие от него я всегда был одиночкой. Мне не нужен был друг, с которым можно было поиграть. Я был мастером игр в одиночку. Когда играешь с другими, всегда существуют негласные и гласные правила. Мне не хотелось напрягаться, соблюдая их, мне нравилось спокойно играть одному. Из-за этого в классе и в секции по плаванию на мне поставили клеймо ненормального типа. А однажды один мальчик, который перевелся из другой школы, прямо обозвал меня психом. Он не знал, с кем связывается, поэтому и позволил себе такое. За это ему пришлось встать передо мной на колени и попросить прощение. В этом мне помог Юмин — он наказал его тихо и незаметно, но профессионально. Он был для меня стеной и опорой, которые невозможно было преодолеть.

— Эй, ты… Сейчас как подтолкну.

Брат встал, топнув ногой, словно вот-вот бросится на меня. Я бы, конечно, на его месте поступил иначе: не стал бы так шуметь, а просто молча и тихонько подошел бы и подтолкнул. Само собой, я не собирался ни с кем делиться своими мыслями на этот счет. Я прикинул, выбирая из двух зол худшее — отказаться сейчас от предложения брата или иметь дело с родителями, которые узнают, что мы их не послушались.

И так было понятно, что Юмин предложит мне поиграть в «Выживание», а мне этого не очень хотелось. Единственное, что я делал лучше, чем Юмин, так это плавал. С другой стороны, единственное, в чем мы с братом могли соревноваться, была эта игра. Конечно, Юмин не считал меня достойным противником, но результаты игр говорили сами за себя. Мы играли в нее уже десятки раз, но выигрывали поровну. Если противники изо всех сил стараются победить, то они достойные соперники, а не мастер и слабак.

В этом и заключалась проблема: великодушие Юмина по отношению ко мне распространялось до тех пор, пока его статус чемпиона не оказывался под угрозой. А брат, когда его покидало великодушие, был всего лишь десятилетним мальчиком, от которого не знаешь, чего ожидать. Но все равно я не хотел специально ему поддаваться. Я всегда руководствовался принципом: раз соревнуешься, стремись к победе.

— А что будем делать? — спросил я, слезая с перил. Но лучше не надо было этого спрашивать. Я не мог даже представить себе, что этот короткий вопрос полностью перевернет нашу жизнь. Как я мог это знать? Если бы я знал, что мы оказались в точке, откуда наша жизнь круто изменится, знал бы, какой выбор я должен сделать, наверно, я был бы сыном божьим.

— Давай поиграем в выживание, побежим до того места, — я получил ожидаемый ответ. Место тоже было предсказуемым — брат пальцем указал на обрыв напротив. Место, где на старой колокольне тихо звонил колокол, куда мы вчера ходили с папой. Это место отцу порекомендовал администратор. Он сказал, что оттуда, как со смотровой площадки, можно увидеть и обрыв по периметру острова, и причудливые каменные скалы вокруг. Сказал, что если мы отправимся туда до заката, то увидим там «представление, которое устраивает море». Очарованный его словами отец сразу отправился туда, прихватив с собой нас с братом.

До колокольни было не очень далеко, хотя точного расстояния я не знаю. Полукруглый обрыв, соединяющий пансионат и колокольню, был покрыт сосновым лесом и китайскими яблонями. В одном месте, поросшем травой, находилась пасека, тут и там встречались участки, расчищенные под огороды, и несколько заброшенных домов.