Хороший сын, или Происхождение видов

30 апреля. Воскресенье.

Ючжин спит. Беззаботно, мирно спит. А меня по-прежнему мучит бессонница. Хотя с того дня прошло уже полмесяца. За это время я уволилась из издательства и почти целые дни проводила дома — ходила в магазин, готовила для Ючжина и стирала ему одежду. Больше ничего не делала. Не убиралась, не мылась и даже не отвечала на звонки и не встречалась с людьми.

После похорон родители мужа сразу вернулись на Филиппины. С того же времени я не встречалась с моим отцом и с Хэвон. Я проводила все время, просто тупо сидя в комнате Юмина. Словно поезд, который двигается по бесконечным рельсам. Часы в голове все время возвращались на шестнадцатое апреля. Если бы мы не отправились тогда в путешествие, чем бы все это закончилось? Могли бы мы продолжать спокойно жить?

Это была семейная поездка впервые за три года. В честь одиннадцатой годовщины нашей с мужем свадьбы. Еще до отправления я была сильно взволнована. Мы четыре часа ехали на машине, затем больше часа плыли на пароме, но я не чувствовала усталости. В тот момент я была уверена, что все идет хорошо. Бизнес мужа, несмотря на экономический кризис в стране, постепенно развивался, а меня повысили в начальники отдела европейской литературы. Люди удивлялись, как я успеваю работать и параллельно растить двух мальчиков-погодков. Однако моя жизнь была не такой трудной, как они думали. Мальчики росли каждый по-своему. Я любила сравнивать их с цветами. Юмин, светлый и теплый, но при этом торопливый и неаккуратный — оранжевый. А Ючжин, спокойный, воспитанный и хладнокровный — синий.

Пока Юмин бегал по палубе и пугал отца, Ючжин сидел в каюте и молча смотрел на море. Только когда мы добрались до острова, он впервые открыл рот и спросил, как называется этот остров.

Тхандо — последняя остановка парома и наш пункт назначения. В последнее время он стал пользоваться популярностью за свои удивительные каменные скалы и причудливые обрывы. Этот остров стал новым туристическим местом, где начали активно строить пансионы, маленькие гостиницы и кемпинги. И при этом остров еще хранил свою самобытность. Каменные скалы, торчащие из моря, словно клыки, бесконечные обрывы, которые тянулись по всему периметру острова, лес, защищающий от ветра, морские птицы, парящие над морем, и белые лепестки яблоневых цветов, кружащиеся в воздухе, словно метель.

Мы остановились в пансионате, построенном из дерева, который стоял в самом начале полукруглого обрыва. Из постояльцев были лишь мы одни, хотя были выходные. Видимо, пик туристического сезона еще не наступил. Пансионат находился в самом конце дороги, и вокруг не было других гостиниц, ресторанов и даже деревни. Взору открывались лишь море да засаженный деревьями обрыв. Слышались только шум волн, крики чаек и звон колокола на колокольне у другого конца обрыва. По словам администратора, морской ветер раскачивал веревку, и колокол издавал звон. Наш пансионат и колокольня располагались друг напротив друга на разных концах полукруглого обрыва. Они стояли на одинаковой высоте, и колокольня, вид на которую ничто не загораживало, была прекрасно видна из пансионата, будто с улицы заглядываешь в гостиную чужой квартиры. Колокольня была очень старая, а рядом стояла церковь с полуразрушенной стеной и крышей. По словам администратора, на полпути к колокольне сохранилась заброшенная деревня.

Пространство внутри полукруглого обрыва образовывало морскую заводь, но после полудня вода уходила, и тогда внизу обрыва появлялся длинный узкий белый пляж, покрытый серой галькой и большими валунами. Мы спустились туда и собирали разных моллюсков. Мы набрали так много, что хватило на ужин. Пока я готовила, муж вместе с неугомонными мальчиками пошел на обрыв, где стояла колокольня.

На закате мы сидели за столом. Юмин — рядом со мной, а возле мужа — Ючжин. Мы с мужем поздравили друг друга с годовщиной, за одиннадцать лет всякое бывало: и ссоры, и примирения. Мы дали друг другу пять и пожелали продержаться еще пятьдесят лет. Мы громко болтали — здесь незазорно было быть громкими, ведь все море принадлежало нам. Ночное небо, в котором стоял красноватый полумесяц, было багровым, словно девичьи щеки. Дул легкий бриз, лепестки яблонь парили, будто стая белых бабочек на ветру. Мои дети, окруженные летающими лепестками, были самыми прекрасными. Мой муж — очень нежным. Я сильно опьянела, благодаря чему впервые за долгое время уснула без задних ног.

Меня разбудил звон колокола. Он был не таким, как до этого, когда его колыхал ветер, кто-то бил в него изо всех сил. Звон был похож на звук шагов Юмина, когда он очень взволнован. Возможно, поэтому я в полусне позвала Ючжина: успокой своего брата.

Ючжин не отвечал, а колокол бил все громче и быстрее. Бом-бом…

Я резко открыла глаза. Сон развеялся не из-за звона, а из-за интуиции. Выбежав на террасу, я увидела, что на колокольне кто-то тянет за веревку. Вода уже почти наполовину заполнила заводь у подножия обрыва. Колокольня, наклоненная в сторону моря, выглядела опаснее, чем вчера. Этот кто-то, прислонившись к хлипким перилам, звонил и очень громко кричал. Сомнений не было, это был Юмин.

У меня помутилось сознание, казалось, что глаза выскочили из орбит, а волосы встали дыбом. Зачем он туда поднялся, почему он так торопливо звонит? Я ничего не понимала, но ясно было одно: он не знает, как это опасно. Я затопала ногами на месте. Юмин, спускайся, спускайся! Но странно — из моего рта лишь вырвалось: «Ючжин!»

Испуганный моим криком муж в одних трусах выбежал из комнаты. В это время на колокольне появился Ючжин, словно услышав мой зов. Он выскочил из ниоткуда, поднялся на колокольню и встал рядом с братом. У меня было такое ощущение, что я увидела чудо. Я почувствовала умиротворение. Ючжин остановит его.

В следующий момент произошло то, во что нельзя было поверить. Ючжин ударил Юмина кулаком. А потом шатающегося от неожиданного удара брата толкнул в грудь ногой. Одного удара было достаточно. Юмин с криком полетел вниз с колокольни. Его маленькое тело исчезло внизу обрыва. Я замерла, я не могла дышать, будто острый нож перерезал мне горло.

Муж в чем был с криком побежал туда, зовя Юмина. Я тоже бросилась вслед за ним. Из пансионата выскочил администратор, спрашивая, что случилось, но нам было не до него.

Я бежала по лесу босой, не чувствуя боли, когда подворачивала ногу или ударялась о корни деревьев и падала. Я даже не заметила, что моя нога, уколовшись обо что-то, полностью покрылась кровью. Задыхаясь, я, как сумасшедшая, бежала за мужем. Бежала и бормотала. С Юмином все будет хорошо, в противном случае, муж все исправит. Когда я добегу туда, все трое будут стоять на колокольне… Лес все тянулся и тянулся вдоль обрыва, казалось ему не было конца. Колокольня превратилась в мистическое место, куда невозможно добраться. Когда я с трудом прибежала туда, то увидела одного Ючжина. Он стоял у перил и, не двигаясь, смотрел на море. Я остановилась перед колокольней. А почему я не вижу мужа? Почему так тихо? Что случилось? Подбородок страшно дрожал, изо рта раздался хныкающий голос: «Ючжин».

Ючжин обернулся и посмотрел на меня. Его лицо было окровавлено, зрачки расширены, как у разъяренного зверя, в них танцевал свет, похожий на языки пламени.

Я мгновенно пришла в себя. Отказываясь верить в происходящее, я побежала на край обрыва. Вода наполнила его наполовину. Юмина не было видно, а муж барахтался в набегающих волнах.

В ушах звенело. Перед дрожащими глазами мелькал «тот миг», когда Ючжин ударил своего брата кулаком и ногой вытолкнул в море. Я должна была позвать на помощь, но рот не открывался. Слова застряли в горле. Большая волна подняла тело мужа вверх, а затем вмиг отбросила на сотни метров. А я просто стояла и смотрела, как море в своей пасти тащит моего мужа за горизонт.

Администратор пансионата, который прибежал за мной, позвал на помощь. По сотовому он вызвал морскую полицию и собрал жителей острова, которые на рыболовецких судах отправились на поиски. Я не верила в реальность происходящего, мне казалось, что я вижу кошмарный сон. Рыболовецкие корабли, прочесывающие море, громко тарахтя моторами. Крики моряков, раздающиеся над заводью. Предложение администратора вместе вернуться в пансионат и подождать там. Я сама, неподвижно стоявшая на краю обрыва. Мне казалось, что мой муж весь в каплях воды вот-вот поднимется на обрыв, держа Юмина под мышкой. Если у меня осталось хоть немного разума, я бы, наверно, сразу поняла, что во время прилива вряд ли он сможет спасти Юмина и выплыть сам. Будь он даже чемпионом по плаванию.

В тот день после обеда мой муж и Юмин вернулись ко мне мертвыми с интервалом в два часа. Сказали, что мужа нашли жители острова, а Юмина — морская полиция города Мокпхо. Администратор вместо меня сообщил о происшествии моему отцу, который тут же приехал и в спешке нашел место для церемонии прощания в городе Мокпхо и принимал соболезнующих. Попозже прилетели родители мужа с Себу. Свекор взял на себя организацию похорон. А свекровь только рыдала перед фотографией своего единственного сына и несколько раз теряла сознание, так что в конце концов ее отвезли в больницу.

Что касается меня, то я просто тупо и отрешенно сидела, ничего не делая. Ко мне подходили полиция и журналисты, задавали вопросы, но я не отвечала. Ючжин тоже ничего не делал. С момента происшествия он проспал двадцать четыре часа подряд, словно впал в кому. Он даже в туалет не ходил и ничего не ел. А когда я трясла его, пытаясь разбудить, он не открывал глаза.

Хэвон, которая приехала с опозданием, поставила диагноз — реакция на стресс. Для него это огромный удар — старший брат и папа погибли у него на глазах. Она сказала, чтобы я не тревожила его, пока он сам не проснется. Сказала, что попытки насильно его разбудить могут быть опасными для его беззащитного сознания.

Какой простой диагноз. Я не могла с этим смириться, не могла просто смотреть на Ючжина, который спокойно спал с невинным лицом. Мне хотелось его разбудить и спросить. Зачем ты это сделал? Почему так поступил?

После того как Хэвон уехала, я разбудила Ючжина: схватив за грудки, с силой трясла его за ворот рубашки. Говоря начистоту, я сильно страдала от желания потащить Ючжина к морю и бросить его туда. Он, будто поняв это, тихо открыл глаза. Большие черные глаза неуверенно посмотрели на меня. Наши взгляды встретились, и он прошептал, приоткрыв свои красные, словно лепестки цветов, губы:

— Мама, я тебя люблю.

Голос был тихим и низким. Он походил на плач брошенного в гнезде птенца. Я ясно поняла, что этими словами он умолял: «Мама, не бросай меня». У меня перехватило дыхание, сердце ухнуло, гнев растворился, и охватившее меня желание исчезло. В этот момент я попалась в ловушку проклятия родов. Я поняла, как сильно люблю своего ребенка. Но вместе с тем поняла, что я никогда его не прощу. И тогда я решила прожить всю жизнь с чувством вины и в страхе, но тогда же я осознала, кто я такая. Я была мамой Ючжина, а Ючжин был моим ребенком. С этим ничего нельзя было поделать, эту правду невозможно было изменить.

Ючжин проснулся утром в день похорон. Как всегда, он был очень тихим и незаметным. Позавтракал и сам переоделся в похоронный костюм. Он должен был возглавить процессию, поэтому держал в руках фото папы. Его лицо не выражало ни грусти, ни сожаления. Сев в автобус, который отвез нас в крематорий, он просто упер подбородок в рамку фотографии и молча смотрел в окно.

Мои глаза все время наблюдали за Ючжином. Меня мучили вопросы. На самом ли деле случилось то, что я видела? Почему он так поступил? Но до прибытия в крематорий у меня не было возможности его спросить. Вокруг было слишком много людей. Только когда тела Юмина и мужа увезли на сожжение, мы остались с ним вдвоем на скамейке в парке, но я не смогла его спросить. Мне было страшно услышать правду. Я боялась себя: я могла просто убить Ючжина, если бы удостоверилась, что все, что я видела, правда.

Именно в этот момент появился полицейский. Он сказал, что хочет задать нам пару вопросов. Я задрожала. Пытаясь скрыть свою дрожь, я руками крепко сжала колени. Однако Ючжин спокойно посмотрел на полицейского. В глазах у него не было никаких эмоций — ни страха, ни беспокойства, ни чувства вины. Я пришла в полное замешательство. Он что, всегда был таким? Всегда был таким бесчувственным и бесстыжим? А почему я этого не знала? Нет, я знала. Только объясняла эту бесчувственность врожденным спокойствием. Потому что так мне было удобно, или от того, что мне именно этого хотелось.

Полицейский спросил, почему Ючжин пошел на колокольню. Ючжин объяснил ему очень логично. «Пока папа и мама спали, мы с братом играли в «Выживание». Брат первым добрался до колокольни и начал звонить, в это время веревка порвалась, и он упал в море. Я хотел его схватить, но было уже поздно».

Пока он говорил, он был спокоен, даже не отводил взгляда от полицейского и ни разу не запнулся. Пару раз у него на лице появлялась задумчивость, но не более того. Я была в замешательстве. Может быть, я ошиблась. Если верить Ючжину, он протянул руку, а не ударил Юмина кулаком. Не пнул его ногой, а просто подошел на шаг ближе, чтобы схватить. Я еще раз вспомнила тот миг, который я уже несколько сотен раз прокручивала в голове. Чем больше я вспоминала, тем очевиднее для меня становилась истина. Ючжин сказал неправду. Ребенок, которому было всего-навсего девять лет, спокойно соврал в лицо полицейскому.

Но и я, мама этого ребенка, была ничем не лучше. Когда полицейский спросил, кто первый увидел мальчиков, я рефлекторно соврала, сказав, что это был муж. Когда он спросил, чем я занималась в это время, я ответила, что спала. Полицейский задал последний вопрос, видела ли я, что произошло.

Я посмотрела на сидевшего рядом Ючжина. Я увидела «те глаза». Глаза, которые смотрели на меня на колокольне, глаза, в которых волнами двигался странный свет и были расширены зрачки. Мне хотелось закричать. Я впервые узнала, что за такое короткое время в человеческой голове может смешаться столько мыслей и чувств. Осознание, что у меня остался один сын, страшное осуждение со стороны людей, будущее Ючжина, которое, не начавшись, полностью разрушится, сомнения, что может быть я ошиблась, неуверенность, что смогу прожить всю жизнь, скрывая то, что я увидела, голос Ючжина, который, словно птенец, говорил «мама, я тебя люблю, я тебя люблю, я тебя люблю…»

Я ответила, что не видела. Так я стала сообщником Ючжина. В голове раздался трусливый голос. Ты совсем недавно потеряла мужа и сына, и ты не можешь сдать единственного ребенка в полицию, ты не переживешь осуждение других людей. Самое важное — твоя любовь к сыну. Ты единственный человек, которому он может довериться.

Потом я узнала, что администратор пансионата подтвердил мои слова. Думаю, он действительно ничего не видел. Мы были одни, а он появился только тогда, когда я выбежала сама. Поэтому в полиции это дело решили квалифицировать как несчастный случай. Возможно, полицию немного напрягало, что мой муж имел три страховки и его жизнь была застрахована на огромную сумму. Но ничто не указывало на преступление.

Когда я вернулась в Сеул, я часто вспоминала Хэвон. Нет, не ее саму, а то, что она сказала три года назад о проблемах Ючжина. Он и сейчас по-прежнему мой сын, но уже не тот ребенок, которого я знала. Он стал для меня совсем незнакомым существом, похожим на метеорит, который прилетел из космоса.