Хороший сын, или Происхождение видов

Хэчжин отвернулся от тети, увидев то, что не должен был. Его лицо побледнело до синевы. Он не мог сделать и шага, видимо, ужасно боялся проверять дальше. Мне очень хотелось закричать. Остановись. Хэчжин так стремительно прыгнул под навес, разве что не взлетел, что мне было его никак не остановить. Тебе обязательно все это надо? Стоя ко мне спиной, Хэчжин сдвинул со стола доску. Я посмотрел ему в затылок и вспомнил позавчерашнее утро, когда я робко спустился в гостиную и обнаружил труп мамы. Вспомнил свой шок, когда ноги заскользили куда-то вдаль. Вспомнил, как все потемнело перед глазами и я не мог двинуться с места, словно меня придавило. Вспомнил, как я сидел на коленях рядом с телом мамы и пытался зажечь в голове свет, чтобы что-нибудь сделать. Мне казалось, что Хэчжин почти в той же последовательности переживает сейчас те же моменты. Или в его голове, как и у меня, взрывом разносится крик. Это всего лишь сон.

Ожидание было долгим. Наконец, Хэчжин повернулся ко мне. Мой язык стал совсем сухим и прилип к небу, я не понимал себя. Почему я так нервничаю? Почему смотрю на него с мольбой? Чего именно я жду?

Хэчжин вошел в комнату. Как слепой, он ощупал дверь, а затем прошел мимо меня. Его взгляд скользил в воздухе. В глазах не было отрешенности, злости или печали. У него было лицо, как у человека, который упал и барахтается в воде. Конечно, ему было сейчас нелегко. Он был в замешательстве и отказывался во все это верить. Однако раз он велел мне не двигаться, должен же он был хоть что-нибудь сказать человеку, который повиновался. В конце концов, нарушить молчание пришлось мне.

— Я сейчас уеду.

Хэчжин остановился в шаге от меня и, обернувшись, спросил:

— Уедешь?

У него было такое выражение лица, будто он впервые в жизни услышал такое странное слово. А его наклонившийся подбородок говорил — Куда, как ты можешь?

— Прощай! — Я протянул руку. Хэчжин глянул на руку и посмотрел мне прямо в глаза. На переносице пульсировала вена, из сжатых губ вырывалось неровное дыхание. К глазам прилила кровь, зрачки двигались и потихоньку расширялись. Ресницы встали торчком, словно щипчики. Такие глаза я уже однажды видел — ночью два дня назад у мамы. Мне показалось, что я слышу ее голос.

Ты… Ючжин, ты… Ты не должен жить.

Я убрал руку и кивнул головой, мол, понимаю. Для Хэчжина мама была спасительницей. Она приютила его, когда он стал сиротой, и десять лет заботилась о нем. Для него моя мама была как родная, и теперь он ее потерял. Естественно, для него это был серьезный удар. Вряд ли он способен меня понять.

— Ну, ладно, я просто хотел…

В лицо мне ударил кулак. Хэчжин вложил в удар всю свою силу. В ушах зазвенело, а подбородок съехал в сторону, я пошатнулся.

— Прощай? — С этим вопросом он ударил меня кулаком в грудь. Было такое ощущение, что сломались ребра. Из горла раздался стон, и я стал задыхаться. Я невольно схватился за грудь и согнулся. Острая тяжелая боль прошла через грудь и спину.

— Прощай? — Теперь голос был наполнен гневом. Я с трудом поднял голову, и хотел ответить «да», но не смог выдавить ни слова, потому что кулак, прилетевший спереди, ударил меня в шею. Из горла хлынуло что-то кислое. Мир закружился под ногами. Я не удержался и рухнул на пол. Хэчжин подскочил и сел верхом на меня.

— Как ты можешь такое говорить, сволочь?

На меня посыпались удары. По левой щеке, по правой, в глаза, в нос, по губам, по подбородку. Он бил без разбору, будто я попался ему в тот момент, когда он очень хотел кого-то ударить. Он был взволнован и бил беспощадно. Мои глаза моментально опухли, я почти ничего не видел, теплая кровь залила все лицо. В разбитом рту, казалось, выпали все зубы.

Я расслабился и откинулся на спину. Я не сопротивлялся и не защищался. Чем больше ударов я получал, тем яснее становился мой разум. Беспокойство улеглось, словно все это было неправдой. Ситуация была, конечно, хуже некуда, но мне стало гораздо лучше. Страшно бьющийся пульс пришел в норму. Я чувствовал, будто получил прощение после исповеди, на которую было трудно решиться.

— Как ты можешь такое говорить, сволочь?

Хэчжин схватил меня за грудки и тряс как сумасшедший. В ушах звенело. Передо мной все плыло, его лицо сделалось размытым. Несмотря на это, я заметил — Хэчжин плакал. Он плакал, как ребенок, скривив плотно сжатые губы, покрасневшие глаза моргали, а тихий плач шел откуда-то из глубины живота.

— Зачем ты это сделал? Зачем? Дурак, что с тобой будет…

Я стиснул зубы, сдерживая плач, комом стоявщий в горле. Хэчжин плакал теперь навзрыд.

— Что с твоей жизнью… Сволочь. Что с тобой…

Хэчжин отбросил меня и повалился на бок. Избили меня, а валялся почему-то он, в изнеможении широко раскинув руки и ноги. Я закрыл глаза. Я слушал его резкие всхлипы и думал над его последними словами — Что с твоей жизнью… Что с тобой… — и закончил вместо него — …будем делать? Мне очень хотелось поверить, что он рыдает — гораздо сильнее, чем когда умер дедушка — по мне.