Хороший сын, или Происхождение видов

В этом случае опять было лучше промолчать. Поэтому я не ответил. Мне больше на руку был сердитый Хэчжин, чем извиняющийся я. Когда Хэчжин бывал по-настоящему рассержен, он обычно молчал и не встревал в разборки, пока сам в душе не прощал человека. Как раз сейчас мне и нужен был такой неговорящий Хэчжин. Хотя бы до тех пор, пока я не закончу все свои дела. Что будет дальше, было не так важно, главное — в данный момент я не хотел с ним общаться.

Я прислушивался, ожидая, когда Хэчжин уйдет. Слава богу, долго ждать не пришлось. Через некоторое время шаги стали отдаляться. Затем раздалось хлопанье — Хэчжин закрывал окна и двери на веранду. Похоже, он забыл мою просьбу не закрывать их. Или же таким образом давал мне понять, что сильно на меня рассержен. Через некоторое время я услышал, как хлопнула дверь. Наконец, он ушел в свою комнату. По привычке он клал свою сумку на письменный стол, брал со спинки стула одежду, переодевался и выходил в гостиную. На это уходила всего минута, но этого мне было вполне достаточно, чтобы выбежать из комнаты мамы и подняться на второй этаж. Одна секунда — чтобы добежать от двери до лестницы, десять — чтобы преодолеть шестнадцать лестничных ступенек, еще пять — чтобы пройти через коридор в свою комнату.

Я открыл дверь и сделал шаг наружу. На уборку моей комнаты и душ наверно хватило бы тридцати минут. А спальню мамы можно запереть и помыть позже. Но была одна маленькая проблема, которую я не предусмотрел: вероятность того, что Хэчжин выйдет из своей комнаты, не переодевшись. Когда я почти сделал второй шаг, дверь в комнату Хэчжина резко открылась. Мне пришлось быстро вернуться в комнату мамы.

До меня донесся звук шагов, ведущих на кухню. Оттуда послышался звон посуды. Возможно, Хэчжин готовил себе кофе. Или варил рамен. В любом случае, он не пойдет прямо сейчас в свою комнату. Значит, мне надо поменять последовательность действий.

Я бесшумно запер дверь и достал насадку для стимера. Шаг за шагом, начиная с двери, я смыл следы рук и ног. Пока я убирался, за дверью стояла гробовая тишина, от чего я начал волноваться. Я открыл дверь гардеробной и ванной, но все равно не слышал ни единого звука. Возможно расстояние было достаточно большим, или Хэчжин совсем не двигался.

Я склонялся ко второму варианту. Он, наверно, просто сидит и ждет, когда сварится кофе или закипит вода для рамена. Душем я cмыл кровавый след на полу и сам вошел в ванную. Я потратил полфлакона шампуня, чтоб отмыть волосы, и четыре раза намыливал тело. Ногти, под которыми запеклась кровь, я почистил маминой зубной щеткой. Периодически я выключал душ и прислушивался, но по-прежнему ничего не слышал. Мне даже хотелось оторвать свои уши и приклеить их к двери комнаты.

Выйдя из ванной, я заметил «подарок» мамы. Когда перед зеркалом в комнате я поднял левую руку, я сразу увидел черный синяк, похожий на большую рану. Он тянулся от подмышки до груди, на нем виднелись небольшие черные отметины в форме полукруга — следы зубов. Внезапно я почувствовал боль, которую не ощущал прежде, и сразу вспомнил кошмар прошлой ночи. Я вздрогнул и опустил руку.

Я накинул мокрое полотенце на плечи и подошел к бюро. Часы показывали 11:40. Значит, после возвращения Хэчжина прошло сорок пять минут. Достаточно времени, чтобы он приготовил и съел рамен, а затем положил в оставшийся бульон рис и съел его, помыл посуду и даже выпил чашечку кофе. За дверью по-прежнему было тихо. Я приложил ухо к двери, и наконец что-то услышал — какие-то отдельные слова и прерывистые фразы. Хэчжин, видимо, щелкал пультом, переключая каналы. Похоже, все это время он лежал на диване и ждал меня.

У него было что мне сказать? Или он решил — что-то не в порядке? Или я оставил какой-то след? Вдруг раздался громкий смех толпы. Хэчжин остановился на каком-то канале, а через некоторое время сам начал хихикать. Может, он вовсе и не ждал меня, лежа на диване.

Я вернулся к бюро и взял тряпку, но потом положил ее обратно. Тряпка стала темно-коричневой. Любой бы понял, что это кровь. Я мог запросто столкнуться за дверью с Хэчжином, поэтому мне был нужен пакет — хорошо бы большой бумажный или что-то в этом роде. Я открыл первый ящик и порылся в нем. Там были одни канцтовары. Во втором я сразу заметил красный кошелек мамы. Рядом с ним лежала толстая черная тетрадь.

Она выглядела, как еженедельник для офиса — большой формат, черная обложка, раздвижная пружинка для дополнительных листов. Я не помнил, чтобы видел ее раньше. Затем я вспомнил ручку, которая лежала на углу стола. Тетрадь, ручка — передо мной появился кадр. Мама сидит за бюро и что-то пишет, затем, в спешке убирая тетрадь в ящик, встает. Из чистого любопытства я открыл тетрадь на первой странице. Похоже, она вела какие-то записи. Мне не терпелось проверить свое предположение и, если оно окажется верным, узнать, что она писала.

На первой странице был приклеен стикер со словом «декабрь». На этом листе были три записи.