Читаем Хороший сын (СИ) полностью

— А теперь засыпай, дитя мое, господь ждет тебя на том берегу, — говорю, будто я святой отец, а он — умирающая невеста в черно-белом фильме из каких-нибудь там времен американской Гражданской войны. Каждый раз как он поднимает голову, я пихаю его обратно, он наконец перестает и просто лежит. Я слежу за ним. Он поглядывает на меня уголком глаза — пасть открыта, язык вывален. Фу, а пахнет из пасти как от грязных трусов.

Шум снаружи — пацанская компания. Выглядываю — вывалили с конца улицы. Идут к стене. Из домов выскакивают малыши. Будто в какой свисток свистнули, который слышат все дети, кроме меня. Все на нашей улице. И мальчишки, и девчонки.

Класс. Я тоже могу туда пойти, раз уж все вышли. Могу даже подружиться с кем из мальчишек, потому как, к гадалке не ходи, кто-то из них будет учиться в Святом Габриэле. Я спрыгиваю с кровати, вбиваю ноги в кроссовки, не развязывая шнурков. Ма говорит, если я так все время буду, то растопчу их в хлам, и тогда она в хлам растопчет меня. Но, с другой стороны, кто ж станет тратить время на развязывание шнурков?

Лечу вниз, но на дорожке притормаживаю, сажусь на стену перед палисадником Макэрланов. Вижу — пустырь забит ребятами. Еще немного — и никто даже и не заметит, что я тоже пришел поиграть.

— Тебе чего надо? — спрашивает Сучара Бридж.

Плакали мои планы.

— Ничего. Так, смотрю, — отвечаю.

Еще не хватало у нее чего-то выпрашивать. Хорошо бы, конечно, еще Мартины тут нет. Все на меня пялятся.

Смотрю на мальчишек. Никто из них не пригласил меня поиграть. Шлюхован лыбится и тычет локтем своего соседа, что-то шепчет, таращит на меня глаза. Слыхал я, что нужно сделать, чтобы тебя приняли в пацанскую компанию. Пройти сквозь Туннель Смерти. Лучше до конца жизни без друзей, чем это. Пацаны предоставили девчонкам со мной разбираться. Как будто я вовсе не парень. Ничейная территория. Чистилище. Опускаю голову. А вдруг Мартина меня спасет?

— Давай сюда, эй, вы, возьмите его в игру, — говорит Мелкая Мэгги, вбегая в круг.

Вернулась. Сердце так и бухнуло мне в ребра. Что бы я без нее делал? Если она вдруг умрет от чахотки, подвернется под пулю или под бомбу, я покончу с собой или пойду служить в Иностранный легион.

— Ладно, давай, — ухмыляется Бридж.

Нашу Мелкую все любят. Я спрыгиваю со стены, беру ее за руку. Некоторые мальчишки оглядываются, показывают на меня пальцами, но, пока они ржут, я просто не выпускаю ее руку. Стою в самом конце очереди, спрятавшись, но Мэгги выпихивает меня вперед.

— Я думал, вы тут в «Ралли» играетесь, — говорит Деки, главный у пацанов. Он старше нас всех, но все еще играет с мелкими. Наш Пэдди говорит, у него голова не в порядке. Я его зову Макарона-из-Картона, потому что есть такая песня: «Он худой, совсем как макаронина». А на самом деле, имеются в виду спагетти — что говорит о том, что в песнях нельзя верить всему подряд.

— Сперва будем прыгать через скакалку, — говорит Бридж.

— Скакалку? — Деки изображает, какая это гадость. — Тогда мы попозже вернемся.

Уходит, мальчишки за ним.

Мне, по-хорошему, нужно пойти с пацанами, но я боюсь какой-нибудь подлянки со стороны Шлюхована. А кроме того, я суперски прыгаю через скакалочку. Сейчас покажу Мартине, какой я крутой. И Мэгги будет страшно мною гордиться.

Никогда в жизни я еще не испытывал такого волнения. Мартина увидит, что я самый лучший парень на свете, потому что я не как другие, и нам с ней нравятся одни и те же вещи.

Черт. Пэдди вернулся. Топает по улице.

— Твоя очередь, Микки, — говорит Мелкая.

Скакалка крутится. Нужно впрыгивать. Моя очередь. И зачем мы с Мелкой протолкались в самое начало?

— Раз, два, три… — отсчитывают девчонки. Я — ни с места. — Раз, два, три…

Я ни с места. Они перестают крутить скакалку.

— Ты чего, глухой? — Я, похоже, довел Бридж до ручки.

Пэдди пялится на нас. Бридж его видит. Смотрит на меня, улыбается. Она все поняла.

— Давайте, крутите, — говорит. И отсчитывает: — Раз, два, три…

За ней подхватывает штук сто девчонок. Я впрыгиваю. Ничего другого не остается.

А я маме скажу, как приду домой,


Что мальчишки к девчонкам опять приставали,


За косичку дергали, гребень украли,


Ну и ладно, зато я пришла домой.



Так я еще никогда не прыгал. Паршивее некуда. Вижу лицо Мартины. Она просто убита. Я ее разочаровал. Может, она только и ждала, чтобы увидеть, как я прыгаю.

Выскакиваю и стою, как полный идиот. Такие песни поют только девочки — да и прыгать с ними не лучшее дело для пацана.

— Бери скакалку! — приказывает Бридж.

Я — ни с места.

— Сказала — бери скакалку!

Подходит ко мне.

— Не возьму.

Все пялятся на меня так, будто я только что зарезал римского папу.

— Ты чего сказал? — говорит она, прищурив глаза.

— Я больше не буду играть.

— Это как так? Напрыгался тут, выскочил — значит, твоя очередь крутить скакалку. Так по правилам. Ну!

И тычет меня пальцем под ребра.

— Это кто сказал?

— Это я сказала! Так полагается. Во придурок!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза