Читаем Хороший сын (СИ) полностью

Я смеюсь, глядя на Мелкую. Мы с ней лучше сбежим куда-нибудь с эльфами. Слышу, как Ма выходит. Я уже большой мальчик, прекрасно справлюсь и с хозяйством, и с сестренкой. А взрослый голос у меня еще будет, как и все остальное.

— Ничего себе! — Я запихиваю в рот кулак, потом вытаскиваю обратно. — Мне разрешили с тобой посидеть. Теперь мы вместе навек.

Хватаю ее за руки, стаскиваю с дивана, мы скачем по кругу. Впрочем, скачет она тяжеловато и все время косится на окно — как там девчонки.

— Давай! — ору я и подпрыгиваю, как панк-рокер.

Мэгги хохочет и повторяет за мной.

— Есть отличная идея, — говорю я. — Может, еще раз поженимся?

— Согласна, — кивает Мэгги. — Согласна.

— Пошли скорее вытаскивать Киллера из твоего свадебного платья. Или хочешь, чтобы он был подружкой невесты?

6


СЕМЬ НЕДЕЛЬ ДО СВЯТОГО ГАБРИЭЛЯ


— Поводок на руку наверни и держи пса ближе к ноге, — говорит Папаня.

Мы ведем Киллера на первую его официальную прогулку «в большой и страшный внешний мир». Папаня даже купил ему ошейник и поводок.

— К себе подтяни. Не давай уходить вперед.

Папаня протягивает руку и со всей мочи дергает за поводок. Так собаке и шею сломать недолго.

— Папа, осторожнее! — ору я и отхожу подальше.

Какой он у нас грубый.

— Пусть учится, — говорит Папаня. — Собака сама же не чувствует. Гляди, все с ним в порядке.

Вид у Киллера действительно нормальный, но мне это все равно не нравится. Он обнюхивает и пытается съесть каждый клочок бумаги, полиэтиленовый пакет и какашку на нашем пути. А еще каждые четыре с половиной секунды поднимает лапу. Мы идем по пустырю, мальчишки с нашей улицы пялятся, все бы отдали, чтобы поменяться со мной местами. Иду гулять со своей собакой, да еще и со своим папой. Когда мы выходили, я видел, как Ма подмигнула Папане. Какой-то секрет. Какой, интересно? Наверняка подарок.

Мартина! Стоит рядом с магазинчиком в начале Брэй-Лейн, где кончается Яичное поле. Тащу Киллера влево, но он, паразит, не хочет, упирается всеми лапами, тянет вперед.

— Сюда, Киллер! — ору я на него. Папаня на меня смотрит. — Давай, дружище, — говорю совсем другим тоном, чтобы показать Папане, что я не такой, как он.

Но мелкий бандит продолжает тянуть меня от Мартины. А мне же надо ей показать, что Киллер — мой пес и вообще я круче некуда. Папаня смотрит на меня. Я понимаю, чего он хочет. Дергаю за поводок сильнее, Киллер едва не заваливается на спину. У меня екает сердце, но я дергаю снова. Киллер подходит ближе. Работает, но все равно — какая гадость.

— Молодчина, — хвалит Папаня. Меня или Киллера? Папаня улыбается. — Мы пойдем вверх на холм Боун, — говорит он, кивая на Брэй-Лейн.

Я смотрю на Мартину. Папаня тоже смотрит на Мартину, улыбается.

— Твоя подружка?

— Не.

Краснею, громко фыркаю. Папаня смеется и меняет направление — идет к Мартине. Спасибо, Па. Так, погодите-ка, не собирается ли он опозорить меня в ее присутствии?

Иду помедленнее, гляжу по сторонам, весь такой спокойный. Будто неважно, что у меня есть собака и я гуляю вместе с папой. Правый глаз у меня, как у Близнеца Маколи-Козявки, сейчас вылезет из глазницы. Мартина смотрит.

— Побудь здесь, я в магазин зайду, — говорит Папаня и оставляет меня снаружи с Мартиной.

— Привет, Микки, — обращается ко мне она.

Впервые назвала меня по имени. У меня каждая волосинка на голове так и щекочет кожу. Я, наверное, стал похож на панк-рокера.

— Привет, Мартина, — говорю и приглаживаю волосы.

— Твоя собачка?

— Ага, — отвечаю, пожав плечами, — мол, а чего тут такого? — Дома все хотят сделать его общим, но он мой. Мне папа подарил.

— А зовут его как?

— Киллер.

— Он такой обалденный! Можно погладить?

— Да.

Мартина наклоняется, и ее длинные золотые волосы стекают со спины, почти касаясь земли. Киллер скачет от радости. Мартина смеется и берет его за передние лапы — теперь он стоит на двух, как человек.

— Ой, какая он прелесть! — восторгается Мартина.

Киллер лижет ей лицо. Она хихикает. Он пускает малюсенькую струйку, она отскакивает.

— Киллер! — ору я и дергаю его изо всех сил, чтобы Мартина видела, какой я взрослый. — Вот негодник, — говорю.

— Не наказывай его, Микки, — просит она. — Он не виноват.

Какая она милая, добрая. Наконец-то я нашел человека, такого же, как я. Только бы нам позволили быть вместе.

Кто-то выходит из магазина, я поднимаю глаза, решив, что это Папаня, но оказывается, что это Бридж Маканалли, и она смотрит на меня, как на кусок дерьма. Видит Киллера и встает столбом — стоит долго, я успеваю понять, что она бесится. Ура!

— Правда, он чудо, Бридж? — произносит Мартина.

— Твой? — спрашивает меня Бридж почти нормальным человеческим голосом.

— Да, — говорю.

— Пошли, Мартина, — бросает Бридж и поворачивается, чтобы уйти.

— Пока, Киллер, — говорит Мартина. — Давай, Микки, пока. Приводи Киллера поиграть.

Сердце мое так и подпрыгивает до самого адамова яблока.

— Угу, — отвечаю. — Пока.

Ничего себе! Наклоняюсь, щекочу Киллера. Играть с девчонками я больше никогда не стану, но, может, дам им погладить свою собаку, если они случайно будут где-нибудь играть, а я случайно буду проходить мимо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза