Один из наиболее существенных аргументов Гедеонова против норманнской теории – полное отсутствие каких-либо известий о скандинавской Руси и шведском происхождении варяжских князей в сагах: «Почему же ни до, ни после призвания не находим мы у этих летописцев и следа русского имени для шведской Руси? Откуда… это… молчание скандинавских источников о Рюрике и об основании Русского государства?» У восточных славян до пришествия Рюрика был институт княжеской власти, и призвание варягов – явление в большей степени династическое. В условиях разгоревшегося конфликта между местными княжескими родами единственным выходом могла быть только передача княжеских прав в новую династию. Новые князья добровольно подчиняются основным законам словено-русского общества, не меняя его коренных постановлений. Но кто же тогда варяги и откуда они пришли? Гедеонов высказывает любопытную идею: они представители западнославянского балтийского Поморья – балтийские славяне-венды.
В своей работе Гедеонов высказал много интересных, неожиданных, смелых идей – «прекрасный свод возражений на доказательства норманистов». Труд Гедеонова был удостоен почётной Уваровской премии Императорской Санкт-Петербургской академии наук. Степан Александрович был избран в почётные члены академии.
Мне, как руководителю Эрмитажа, интересна не только книга Гедеонова, которая и сейчас – повод для оживлённых дискуссий. Мне интересно, как он всё успевал, как умел не отказываться от своих желаний, находил время и силы на множество различных занятий, не терял бодрости духа, интереса, увлечённости, как его не поглощала рутина административной жизни?! Его правило – не отказываться ни от чего, что волнует, интересует, не отказываться от своих желаний и планов.
Ещё один важный момент. Арист Аристович Куник, известнейший и авторитетный учёный, служил в Эрмитаже старшим хранителем и был очень серьёзным научным противником Гедеонова. Куник высказал интереснейшие догадки, отстаивал – очень аргументированно – норманнскую теорию. Он впервые применил к изучению истории метод языкознания и считал, что важно не столько определение имён и национальности основателей Русского государства, сколько определение того, какие новые начала были внесены ими в русскую жизнь. Гедеонов и Куник были научными противниками, придерживались совершенно разных точек зрения на историю, но это не мешало им работать вместе и относиться друг к другу с уважением, почтением, любопытством. «Идейные и научные расхождения не повод к вражде», – считал Гедеонов. Хороший урок для любого руководителя – умение сосуществовать, умение ценить, дорожить другой точкой зрения, другим, отличным от твоего, взглядом на мир, на науку, на искусство. Разные точки зрения – я убеждён – нормально для науки и для жизни, это великолепный повод для научных импровизаций. Я горжусь, что такой человек возглавлял Эрмитаж.
Однажды Степан Александрович пригласил к себе композиторов Римского-Корсакова, Кюи, Бородина и Мусоргского. В приятной и уютной домашней обстановке Гедеонов с увлечением рассказывал о старинных славянских преданиях, о причудливых мифах, о таинственных событиях, любви, памяти, тайнах миров. Гедеонов предложил вместе написать волшебную оперу-балет. Все увлеклись, очаровались сказочной идеей. «К сожалению, – вспоминал Николай Андреевич Римский-Корсаков, – мы все разгорячились, увлеклись, поговорили, пофантазировали и разошлись. Прошло время, разговор вспомнился, и я начал помышлять о сюжете. Мало-помалу стали приходить и музыкальные мысли». В 1892 году на сцене Императорского Мариинского театра состоялась премьера оперы-балета Римского-Корсакова «Млада». «С благодарностью автором либретто я назвал Степана Гедеонова».
Он щедро и легко дарил идеи, сюжеты. С его лёгкой руки на сцене Большого театра выступали великие певицы Патти, Лукка, Полина Виардо… С Полиной Виардо их связывали нежная дружба и деловые отношения. Говорят, в его доме Тургенев познакомился с певицей – любовью всей своей жизни, а Гедеонов для Полины Виардо переводил на французский язык повести Гоголя.
Тургенев посвятил Гедеонову стихотворение в прозе «Мои деревья» – «это воспоминание о нашей последней встрече…»:
«Я получил письмо от бывшего университетского товарища, богатого помещика, аристократа. Он звал меня к себе в имение.
Я знал, что он давно болен, ослеп, разбит параличом, едва ходит… Я поехал к нему.
Я застал его в одной из аллей его обширного парка. Закутанный в шубу – а дело было летом, – чахлый, скрюченный, с зелёными зонтами над глазами, он сидел в небольшой колясочке, которую сзади толкали два лакея в богатых ливреях…
– Приветствую вас, – промолвил он могильным голосом, – на моей наследственной земле, под сенью моих вековых деревьев!
Над его головою шатром раскинулся могучий тысячелетний дуб.
И я подумал: “О тысячелетний исполин, слышишь? Полумёртвый червяк, ползающий у корней твоих, называет тебя своим деревом!”