Хорошо или правильно (Культура речи)

Я не знаю во всей теории литературы афоризма, полнее и точнее охватывающего все закономерности творчества; а так как «говорение» (если речь идет о высококачественном «говорении») почти ничем не отличается — да будет позволено так сказать — от «устной литературы», то гениальное положение Пушкина, конечно, относится и к нему.

Покончив с ошибками и погрешностями речи, я перейду затем к той палитре красок и приемов, которые, как мне кажется, можно и следует употреблять, стараясь говорить хорошо.

Но при этом надо помнить: мои рекомендации не могут иметь абсолютного и универсального значения. Наилучшие приемы опытный оратор будет пускать в дело, лишь памятуя о двух принципах: «чувстве соразмерности и сообразности», иначе он в любой миг может попасть в положение того незадачливого героя народной нравоучительной сказочки, который, повстречав похороны, стал благодушно покрикивать: «Таскать вам не перетаскать!», а когда ему сказали, что в таком случае уместней был бы траурный возглас: «Канун да ладан!», назавтра, увидев веселую свадьбу, завопил во весь голос: «Канун да ладан!», почему и ушел оттуда «с изрядно накостылеванным затылком», как говорит Козьма Прутков.

Недопустимо выступать с длинной академической речью о красоте природы во время туристического привала между купаньем и легким завтраком. Нелепо, попав по случаю на день рождения своего профессора, перебрасываться острыми, а может быть, и несколько фамильярными студенческими словечками и приговорками, если их, не понимая, выслушивают и поджимают губы застольщики шестидесяти лет и выше… Язык всегда коварен, и владение им строится на знании тонкостей речи. Без владения ими не стоит и «брать слово» в большой аудитории.

Вспоминаю одного милого юного вьетнамца, за короткий срок сделавшего большие успехи в русском. Он преждевременно вышел «в самостоятельный полет» в смысле свободного контакта с русскими людьми. Вскоре он прибежал ко мне взволнованный: «Я допустил „гафф“! — грубую оплошность, — хватался он за голову, — но не понимаю, в чем именно!»

Оказывается, из того факта, что наиболее уважаемого и любимого своего преподавателя все между собой называли Степаныч, он сделал свои выводы. Он сначала назвал Петровной девушку, которой хотел понравиться. Ему сказали, что это выражение почтения и любви неприложимо к молодым девушкам. Тогда он «исправился» и несколько раз подряд, мило улыбаясь, протитуловал Михайловичем седовласого почтенного профессора, к которому пришел на зачет. Одни товарищи при этом фыркали, другие — девушки — смотрели на него «вот такими глазами». В чем же дело? Почему там — хорошо, а тут — недопустимо?

В этом-то и заключается главная трудность в подлинном владении языком — в уменье на слух, интуитивно, в соответствии с самим «духом данного языка», определить, какое слово, какой оборот, какая интонация, какой, вспоминая еще раз Л. В. Щербу, стиль речи уместен и какой нежелателен в данной речевой ситуации.

ПРОЦЕНТ И ПРÓЦЕНТ, ИЛИ ОШИБКИ АКЦЕНТУАЦИИ

Этот сверхученый термин можно заменить простым русским словом «ударение».

Русский язык отличается от многих других «свободой ударения». То есть как? В нашем языке оно не прикреплено во всех словах к одному и тому же слогу — второму с начала, пятому с конца. В одном слове оно может «падать» на первый слог с начала — «пáпа», а другом — на второй: «погóда», в третьем — на третий: «бурундýк», в седьмом — на пятый: «слаборасширЯющийся»… Такую же лесенку можно построить, если начать с последнего слога и идти к началу слова: «дурачок», «глупышка», «тысяча» и так далее…

Вас это ничуть не удивляет? Вы, вероятно, даже никогда не задумывались над этой странностью! А ведь существует уйма языков, в которых место акцента (ударения) определено строжайшим образом. Так, в германских языках огромное большинство слов несет ударение на первом слоге с начала: вспомним хотя бы фамилии: немецкие — Гёте, Шúллер, Бýзен, Дúзель и английские — Дúккенс, Бáйрон, Джóнсон, Стéфенсон… Правда, мы выговариваем Шекспúр и даже Рентгéн, но англичане и немцы произносят Шéкспир и Рéнтген.

А вот у французов все слова имеют ударные конечные слоги: мамáн, папá, Парú (Париж), Дюмá, Тиссандьé, ПаганЭль… То же самое можно наблюдать и в турецком языке. В польском же еще более странно для нас — все слова несут ударение на втором слоге от конца. Поэтому «самая обыкновенная» наша «вода» у поляков звучит как «вóда», а польское имя Станислáв, которое мы произносим так, как я обозначил, будет по-польски Станúслав; родительный же падеж от него — Станислáва: опять ударен второй слог от конца.