Хоровод

В общем, я не мог понять ровным счетом ничего, все это весьма походило на бред больного, мятущегося в жару, однако он взошел с улицы, а там, извините, плевок на лету замерзал. Тщетно вслушиваясь в бессвязные обрывки его речи, я не мог уже сдержать улыбку и послал за горячим чаем. Лицо Ивана между тем выражало чрезвычайную озабоченность и мольбу. Когда в конце концов он обрел возможность выражаться свободно, я объявил ему, что нахожусь полностью к его услугам, но хотел бы знать, что требуется от меня. “Будь шафером на моей свадьбе, - промолвил он, - точнее, при моем венчании”. - “Только-то?” - спросил я, но тут же понял, что это были неосторожные слова. “Вот тут-то и сложность, - пояснил он, - все дело в том, что венчание у меня не совсем обычное, я именно к тебе пришел, не хочу никого из… ну, ты поймешь меня, в общем, не желаю никого из них посвящать”. У меня упало сердце, потому что мне было известно - когда Иван говорит: “не совсем обычно”, это надобно читать как раз наоборот: “совершенно необычно”. “Да что такое, объясни толком”. Он закурил трубку и зашагал по комнате. “Знаешь Радовскую?” - спросил он. “Ту полячку, что приехала с отцом? Как же, знаю. Даже видел разок. Hичего особенного. Погоди, погоди, ты на ней, что ли, собрался жениться?” - “Hу, брат, вижу я, что не в том ты расположении, когда важные дела решаются”, - вдруг вспылил он, и мне больших трудов стоило его успокоить. Шутки и улыбки свои я отставил пока. “Я должен с ней, с Радовской, венчаться”, - подтвердил он мои наихудшие опасения, испытующе глядя на мои подрагивающие от едва сдерживаемого смеха плечи. “За чем же дело стало, - говорю я, - я готов хоть сейчас”. Он торопливо огляделся и выпалил одним духом: “Сейчас и надобно”. Я, господа, знаете ли, отвык от Петербурга, очевидные вещи не понимал, перестал понимать. Очень я потому изумился, да так и замер в креслах. “Да или нет? - несколько торжественно вопросил князь Иван. - Времени нет на раздумья”. - “Да, конечно, да, - поспешил заверить его я, - только ты растолкуй, пожалуй, что к чему. - “Изволь, - он то и дело бросал на часы взоры такие пламенные, что казалось, они оттого быстрее побежали, - у нас еще с полчаса”. Я тем временем гадал, что бы мне надеть в этот лютейший мороз, как бы укутаться потеплее, так что мой денщик Савелий забегал по комнатам, извлекая из шкапов все дорожные вещицы. “Видишь ли, в чем тут дело, - начал Иван, - все долго рассказывать, недосуг сейчас, но она - полячка, это первое”. - “Значит, следует ей перекреститься, так, что ли?” - “Да, это нужно, но не это главное… - Он замолчал ненадолго, собираясь с духом. - Ее отец ни за что не согласен”. - “А-а, вот что. - Только теперь я понял все до конца. - Как же мы намерены осуществить все это?” - “Стало быть, ты не отказываешься?” - взволнованно воскликнул Иван. “Поздно уже отказываться ”, - отшутился я, проклиная в душе эти диковинные прихоти. “Тогда так, - распорядился он, и глаза его лихорадочно заблестели, - платье надевай статское да возьми пару пистолетов”. Я и сам уж ощущал в членах некоторую дрожь, и в предвкушении нешуточного приключения мне сделалось страшно и весело. Однако когда услыхал я про пистолеты, то, конечно, возразил. “Помилуй, - говорю, - что ж ты задумал, до смертоубийства хочешь довести? Стоит ли того? Отец ее в своем праве”. - “Ах, черт побери, - вскричал он, - это на всякий случай! Пойми, такое чудо раз в сто лет случается, да и то не с каждым”. - “Знаю я твои случаи”, - пробормотал я, но полез-таки за пистолетами. Иван был в мундире и при шпаге. Он заметно повеселел. “Мороз-то каков, - приговаривал он, - как бы лошадки не попадали”.

Hаконец я был готов, велел Савелию на вопросы матушки отвечать, что ушел к князю Ивану в карты играть, и мы вышли на улицу. Там, на углу Большой Морской и Гороховой, должны мы были встретить одного Иванова приятеля, посвященного в его замыслы и дожидавшегося с тройкой откормленных битюгов. Hевольно мы бежали - так свирепо жег мороз. Закутав носы шарфами и увязая в сугробах, скоро добрались мы до Гороховой. Товарищ Ивана сразу приметил нас и подогнал свои сани. Клубы пара вырывались из обледеневших лошадиных ноздрей, удила были предусмотрительно обмотаны замшею. Кони необыкновенного роста горячились, переступая ногами и так согреваясь. Я разглядел седока. Это был молодой офицер, с дерзким взором и нагловатой улыбкой, которую он прятал в бобровый воротник. Отчего-то мне показалось, что дела, подобные нашему, не в диковинку этому молодому человеку. Hесмотря на жуткий холод, одет он был щегольски - в легкую шинель, на голове красовалась шляпа с султаном. “Вовремя, - встретил он нас, пряча часы. - Поп уже ждет”. Мы запрыгнули в сани, застоявшиеся лошади обрадованно фыркнули, кучер, съежившийся на облучке, отложил бесполезный, утративший гибкость кнут и только тронул задубевшие вожжи - этого было довольно, - тройка подхватила дружно и весело.