Хоровод

- Пока мимо мелькали темные громады домов, я вспоминал, что было известно мне об этой Радовской. Для вас не секрет, господа, что приезжие, если они принадлежат к известному кругу, изучаются его представителями пристально и придирчиво, что, впрочем, - не без улыбки заметил наш рассказчик, - зачастую диктуется завистью. Появление в Петербурге старого графа с дочерью не осталось незамеченным: десятки лорнетов были направлены на молодую особу и ее отца, о которых ходили самые противоречивые слухи. Шила ведь не утаить в мешке, особенно в таком, как наш. Одни утверждали, что граф приехал принять важную должность, другие упоминали об известном в свое время обеде, на который Суворов любезно пригласил пленных французских офицеров и на котором граф, также плененный, отчаянно скрежетал зубами, обезоруженный великодушием победителя. Кто рассказывал, что, подобно многим своим знатным соотечественникам, в молодости граф поскитался по миру, служив одно время волонтером в английской армии, и провел в Индии около трех лет. Hо более всего пытались угадать обстоятельства, заставившие человека, безвыездно просидевшего в своем гнезде лет двадцать, вдруг объявиться в самой столице России, к которой не питал никогда теплых чувств. Впрочем, некоторые поговаривали, что дочка его была незаконнорожденная, прижитая то ли от индийской княжны, то ли от пленной турчанки, а то ли бог его знает. Целью его неожиданного визита поэтому называли желание старика подать прошение в Сенат - тогда, вы знаете, господа, еще не существовало в Варшаве отделения Сената, оно появилось там только после восстания, - так вот, подать прошение и передать титул дочери, которую, однако, и без того им величали. Hо толки и пересуды - это половина дела, а увидать молодую графиню, по слухам - необыкновенную красавицу, оказалось делом весьма непростым. Отец ее навез с собою свирепого вида гайдуков и снял в глухом конце Выборгской стороны уединенный дом, чем поверг в изумление весь наш beau monde. Дом этот был окружен высоченной оградой и, видимо, этим и полюбился чудаку. Графский покой охранялся многочисленными слугами, так что несколько гвардейских шалунов отступили ни с чем, еще усилив интерес к этой загадочной паре своей шумной неудачей.

- Дело дошло до двора, государь узнал о причине, побудившей графа сняться с насиженных мест, и, разделяя всеобщее любопытство, сделал ему предложение, от которого трудно было отказаться, а именно - прислал через одного из своих флигель-адъютантов приглашение на бал во дворец. Я через отца был в числе приглашенных и мельком увидал и самого графа, и дочь его. Hе скажу, чтобы нашел я ее замечательною красавицей, а было у ней в лице нечто такое, что, впрочем, не берусь я описать, но что, однако, не могло, по моему мнению, оставить равнодушным. Точно, восточные крови были налицо. Правда, наблюдал я за ней не более минуты - отец представлял меня одному влиятельному господину, и я был сильно занят тем, чтобы не дать затухнуть нашей бессмысленной беседе… А ведь и в Малороссии встречаются часто такие типы, - произнес в раздумье Севастьянов и продолжил так: - Хотя и давненько не был я дома, так вот, не угодно ли, - прямо и попал “с корабля на бал”, даже имел возможность лицезреть своего рода чудо, справедливости ради сказать, сам того не желая. Hо что всего удивительнее, так это то, что неуемные гвардейцы, выставившие у графского дома настоящие караулы, заговорили как-то об офицере, каждый день проникавшем в дом. Это был едва ли не единственный счастливчик, которого - по заверениям оригиналов караульщиков - днем встречал дворецкий, а с наступлением ночи он и сам каким-то чудом находил лазейку, странным образом минуя посты, так сказать, внешние и внутренние. Он являлся пеший, в шляпе, надвинутой на глаза, в военной шинели с поднятым воротом, куда прятал свое лицо. Если прятал, рассуждали тогда, значит, был человек небезызвестный, а все никак не могли узнать, кто скрывается под этим нарядом. Веселая военная молодежь разнесла эту новую загадку по гостиным, всегда жадно внимавшим любым новостям, и любопытство с свежей силой охватило продрогший Петербург, когда вдруг разрешилось не слишком хорошо, а говоря проще - безобразием.